— Отец отдал за нее в десять раз больше, — усмехнулась Пэт. — За меньшую цену продавать не соглашались.
— Она желтая, но не из золота.
— Она редкая. Отец любит повторять, что занимается не антиквариатом, а редкостями.
Лакри сделал большой глоток пива, подумал и медленно произнес:
— Я люблю редкости.
Что может стоить в десять раз дороже и без того сумасшедшей цены?
— Но если узнаешь тайну, соскочить не сможешь. — Патриция уселась на крыло, чуть откинулась, казалось, соблазняет, однако тон только похож на игривый. Рус достаточно изучил девушку, чтобы понять — она предельно серьезна. — Придется идти до конца.
«Похоже, сейчас мне предстоит узнать, для чего Кирилл вкладывал деньги в мастерскую? Для чего я ему нужен…»
Или не предстоит. Патриция не настаивает, предлагает выбрать: остаться в стороне или заглянуть под капот. Прикоснуться к тайне, отблеск которой иногда появлялся в ее глазах, или оставить все как есть.
«Слабо? — Еще один глоток пива. — Я доволен жизнью. У меня есть любимая работа, любимая женщина…»
Матильда! Рус нахмурился. Тайна. Матильда близка Патриции, они ведут себя как сестры. Знает ли Матильда о тайне? О какой-то чертовой тайне? О хреновой, но, судя по всему, самой настоящей тайне?
Лакри скомкал банку и швырнул ее в угол.
— Я люблю редкости.
Патриция улыбнулась:
— Ты не будешь разочарован.
— Обещаешь?
Девушка нежно прикоснулась к желтой поверхности.
— Отец заплатил тридцать миллионов за то, чтобы ты, Рустам Лакри, имел возможность покопаться в двигателе нашей красавицы. Он сказал, что если кто и сможет в нем разобраться, то только ты.
— В таком случае давай залезем под капот.
Решение ведь принято.