«Эти» вызывали у господина главного менеджера большие сомнения. Хорошо еще, что других клиентов не было и никто не увидел, какие посетители приходят в респектабельный салон. Могли ведь поползти слухи!
Подвижный толстячок в дешевом коричневом костюме и несвежей — фи! — рубашке! Даже не сорочке, а именно рубашке, купленной на какой-нибудь распродаже. На голове — мятая шляпа, в руке — потертый кожаный портфель совершенно древнего дизайна, а штиблеты… Штиблеты следовало выбросить лет восемь назад. Приятель толстячку не уступал. Невысокий, тощий, одетый в длинную рубаху без воротника, шаровары и — внимание! — тапочки, он поразил господина главного менеджера обилием татуировок. Черные символы, узоры и снова символы сплетались в невероятно запутанную вязь, покрывающую все видимые участки тела, оставляя чистым только лицо.
Когда они вошли в салон — жизнерадостный толстячок впереди, разрисованный семенит следом, — господин главный менеджер решил, что сейчас его будут просить о небольшом вспоможении на покрытие житейских неурядиц. Приготовился вызвать охрану. А потом долго-долго таращился на документы, согласно которым должен выдать странной парочке недавно доставленную «Ламборджини Ифрит», стоимостью — задержите дыхание — два миллиона девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять евродинов. Выдохните.
— Мы можем забрать машинку? — осведомился толстячок. — Tardum est differe quod placet.[5]
— А? — Господин главный менеджер совершенно растерялся.
— Это латынь.
— А-а…
— Нам нужна машинка.
— Э-э… думаю, наверное, — рассеянно отозвался господин главный менеджер, наблюдая, как разрисованный снимает тапочки и забирается внутрь «Ламборджини Бедуин» — вызывающе роскошного внедорожного купе. — Она ему понравилась?
— Procul dubio,[6] — пожал плечами толстячок. — Но вы не волнуйтесь — Олово человек робкий и ничего не испортит.
«Бедуин» заморгал фарами, разрисованный широко улыбнулся и принялся тренировать другие кнопки.
— Забирайте-ка свой «Ифрит», — решительно произнес господин главный менеджер. — И… — Он очень хотел сказать: «Убирайтесь», но не смог — воспитание не позволило. — Надеюсь, у вас есть права?
Некоторые недоброжелатели Кауфмана любили замечать, что московские корпоративные территории охраняются не хуже иных крепостей. Что периметр, отделяющий Сити, Колыму, Царское Село и Университет от свободных зон, чрезмерно укреплен, чем вызывает у простых жителей Анклава не менее простую классовую вражду. Намекали, что возведенные Мертвым редуты демонстрируют слабость директора филиала СБА, неспособного наладить в Анклаве мирное сосуществование общин. Замечали, намекали, хихикали, но при этом не любили вспоминать, что московские корпоративные территории считались самыми безопасными в Анклавах и редко, очень редко бунтовщики рисковали штурмовать зоны, которые Кауфман считал своей вотчиной.
Мертвый отвечал за безопасность корпоративных территорий, и потому даже в спокойные времена все въезды и выезды на них контролировались укрепленными постами. Правда, это были отнюдь не бетонные бункеры, окруженные рядами колючей проволоки, что рисовались в воспаленном воображении либерально настроенных недоброжелателей, но аккуратные заставы, расположенные на первых этажах зданий и защищенные скрытой от глаз титапластовой броней. Стандартный наряд — три беза. Двое приглядывают за порядком на улице, третий изучает показания стационарного наноскопа, выискивая «поплавки», «синдин», взрывчатку и липовые чипы. Правильно зарегистрированные «балалайки» и процессоры мобилей бодро отзывались на запрос, остальные… А вот остальных не было: местонахождение постов не скрывалось, а потому ребята с неблагополучными чипами, «поплавками», «синдином» и взрывчаткой старались около них не светиться.
Порядок функционирования постов давно превратился в рутину, однако появление тритонов Сорок Два внесло в него некоторое разнообразие.
— Как я и думал — π-вирус. — Техник выдернул шнур тестера из наноскопа. — Диск на форматирование, затем полное обновление программ. Два часа работы.
— Опять?! — возмутился командир поста сержант Слепко.
— Что значит опять?
— Три дня назад его уже чистили. Откуда он снова взялся?
— Отовсюду. — Техник небрежно надавил на кнопки, принуждая компьютер наноскопа к стиранию памяти, зевнул и закончил: — Вирус цепляется почти ко всем программам, прячется в «балалайках» и приходит вместе с отзывом на запрос, засечь его очень сложно. А когда вирус оказывается в наноскопе — начинает гадить.