Продавцы невозможного

— Нет! — Двадцать Пять понял, что ему не поверят, и сбавил обороты: — Не только. Твоей смерти хочет Моратти. Он пригрозил большой войной, если мы не принесем твою голову на блюде. Пригрозил вернуться на три года назад.

В те времена, когда за dd гонялись все полицейские силы мира, а нейкисты огрызались компьютерными атаками.

— И братья сломались?

— Война никому не нужна, даже тебе.

— Я ее не начинал… — Сорок Два пристально посмотрел на китайца: — Почему ты пришел ко мне?

— Не хочу участвовать в твоем убийстве.

— Братья знают?

— Нет. — Двадцать Пять вновь откинулся на спинку кресла, однако в тоне его не было ни грана той расслабленности, что демонстрировала поза. — После инцидента в Марселе мы начали готовиться к войне. Ждали, что ты ударишь. Укрепляли охрану, готовили отряды… Не знаю, как другие, а вот я неожиданно понял, что сторонников у меня будет значительно меньше, чем хотелось бы. «Темные собаки» никуда бы не делись, убили бы любого по моему приказу, это их работа, а вот с настоящими сторонниками — беда. Я перебирал в памяти машинистов, пытался понять, кому смогу довериться, и понял, что никому. Ты идеалист, Сорок Два. В этом твоя слабость и в этом же твоя сила. Ты, как вол, тянешь идеи Поэтессы и тем берешь людей за душу. Я понял, что, случись между нами война, ты сможешь завербовать любого из моих машинистов. Или они сами к тебе прибегут. Я понял, что ты был прав — мы оторвались от корней. Мы построили отличное здание, сообщество dd стало грозной силой, но в его фундаменте лежат идеи Поэтессы. А на сегодняшний день идеи Поэтессы — это ты. Большая часть наших машинистов — нейкисты, а без машинистов dd не существует.

— Вы можете сменить персонал.

— Полагаю, некоторые братья так и поступят.

— Но не ты.

— Не я, — кивнул Двадцать Пять.

— Значит, мир?

— Нет, не просто мир. — Китаец встал с кресла и наклонился к видеокамере. — Я признаю тебя своим лидером, Сорок Два, и готов исполнить любой твой приказ.

— Великолепно! — Красная захлопала в ладоши сразу, едва погас монитор. — Враги Его пойдут следом и понесут штандарты Его! Братья возвращаются к Идее!

— Не все, — заметил Крюгер.

— Двадцать Пять — первая ласточка!

— Или у него не выдержали нервы.

— Разве важно — почему? Он с нами, и его пример подтолкнет остальных.

— Он никому ничего не сказал и не скажет.