Этой ночью Европол окончательно упал в глазах Папы Джезе. Отдавая распоряжение отыскать и доставить во Франкфурт «что-нибудь из вещей бежавшего нейкиста», архиепископ не особенно надеялся на то, что его приказ будет выполнен — ведь дело касалось Традиции, и баварцы обязаны были принять все меры предосторожности, запрятать как можно дальше всю свою добычу. Не запрятали. И уж никак не ожидал Папа, что приказ его будет выполнен столь быстро. Джезе думал, что колесики завертятся только утром, когда основные сотрудники Европол придут на работу, что искомые вещи, если их удастся добыть, будут доставлены ему не раньше конца дня, и смирился с тем, что не сможет помочь Каори. Однако действительность не оставила от мрачных ожиданий камня на камне. То ли духи Лоа соизволили вмешаться, то ли кому-то из полицейских срочно требовалось внести взнос по кредиту, но искомую вещь продали посланцам Папы в рекордно короткие сроки.
В полдень она оказалась во Франкфурте, а ровно в час дня архиепископ, опираясь на трость, вошел в свой рабочий кабинет и с улыбкой положил на алтарь обыкновенный карандаш, обошедшийся ему в десять тысяч динаров.
— Ну, что, Каори, похоже, святые духи по-прежнему тебе благоволят. Это внушает оптимизм.
И принялся разжигать свечи.
Папа был слишком слаб, чтобы использовать самый надежный, но и самый сложный способ отыскать нейкиста — слиться с одним из духов Лоа. И хотя здесь, в храме, этот ритуал требовал гораздо меньше сил, чем в другом месте, архиепископ не хотел рисковать: не удержишь своенравного духа, разорвешь контакт — наверняка потеряешь сознание. А в его положении можно проваляться без чувств до следующего утра. Поручать же столь важное дело кому-то другому Джезе тоже не хотел, а потому оставался лишь один вариант: призыв.
Покончив со свечами, Папа тяжело опустился в кресло, отставил палку и вытащил из тумбочки плотный лист картона, на котором были нарисованы два круга, один внутри другого. По линии внешнего располагались, против часовой стрелки, буквы алфавита, во втором — цифры. Затем архиепископ взял в руки карандаш и намотал на кончик красную нить, превратив его в примитивный маятник. На втором конце нити Джезе сделал петлю, в которую продел мизинец, перебросил нить через два средних пальца, сжал ее указательным и большим, вздохнул и закрыл глаза.
Оставалось самое главное и, в его положении, самое трудное — призвать духа.
Ляо выполнил приказ Председателя — отправился в отпуск. Старый разведчик прекрасно понимал, когда имеет смысл настаивать на своем, а когда следует отступить, проявить послушание, склониться, чтобы затем вновь прыгнуть выше всех. На этот раз, как ни печально, требовалось уйти в тень. Уйти, несмотря на то что книга способна в корне изменить его положение, превратить все предыдущие поражения в победу, стать последним, самым главным доказательством существования Чудовища… Но ведь возможен и другой вариант. Книга Урзака могла оказаться пустышкой, обычными мемуарами престарелого колдуна, хорошо знавшего современных лидеров, и содержать никому не интересные политические секреты. Упрешься, пойдешь наперекор всем, а потом заполучишь вот такое, с позволения сказать, «сокровище», и репутации окончательно придет конец. Несколько мощных ударов, которые получил генерал в последнее время, цепь поражений, начавшаяся с «МосТех», не только уронила его в глазах руководства Поднебесной, но и поколебала уверенность в собственных силах. Противник оказался умен и хитер, он способен импровизировать и готов совершать непредсказуемые ходы. Генерал понимал, что еще одну ошибку ему не простят, не в отпуск отправят, а в отставку, и тогда…
А Ляо был патриотом. Он желал продолжать борьбу, желал защищать Поднебесную от врагов, в существование которых, похоже, верил только он один, и подчинился.
Отправился в отпуск.
Пребывание на море успокоило душу генерала. Первый день он провел на побережье. Заставил себя не думать о работе, гулял, наслаждался превосходным пейзажем, вдыхал морской воздух. Однако уже на следующий день переместился на веранду и не покидал ее до вечера. Покачивался в кресле, пил чай и размышлял. Затем приехал полковник Ван и сообщил, что скоро начнется аукцион. Помощник не рассказывал, что именно побудило его примчаться на побережье, однако Ляо понял, что так распорядился Председатель. Старый друг знал, как важно для генерала лично наблюдать за окончанием операции.
Хотя внешне старик не проявлял никакого интереса.
Наблюдая за торгами, Ляо не подавал реплик, не подсказывал, какую сумму следует выставить, одним словом — не мешал Вану. Или не помогал. Молча сидел напротив коммуникатора и следил за изменяющимися цифрами. Раскрасневшийся же полковник, гордый порученным заданием и не до конца верящий, что распоряжается столь гигантскими средствами, выкладывал на стол миллион за миллионом, пока не приблизился к цифре сто. Одержанная победа заставила его вскрикнуть и вскинуть вверх кулаки.
Ван победил.