Сентябрь

Но не удавалось. Низушок машинально объезжал наиболее крупные дыры в дорожном полот­не, которое не ремонтировалось годами; менял скорость, когда приходилось въехать на песчаный склон, чтобы объехать загораживающие дорогу сваленные деревья. Но все время он видел лицо Вагнера и бесконечно повторял слова, которые поначалу говорил спокойно, чтобы под конец проо­рать:

Старый, седой дурак!

Колесо подскочило на камне, равновесие с трудом удалось удержать. Но не притормозил — нажал на педали еще сильнее. Дорога становилась чуточку получше, асфальт не такой потрескан­ный, последние три километров до самой Оструви. В бедрах и икрах отзывалась тупая боль. Только Фродо скорости не снижал.

Старый, седой дурак!

А ты, Фродо? Все сделал? Вот скажи, ты все сделал для…

Для друга?

Единственного, кто у тебя остался.

Влага, засыхающая на обдуваемых воздухом щеках. Это всего лишь пот.

А всего ты и не сделал. Начал погоню за собственной иллюзией и завалил все дело, так как принял за добрую монету уверения, данное в качестве "да отвяжись ты" обещание. Ты же знал, что не имеешь права верить, не должен. Но поверил, ради собственного спокойствия, только лишь затем, чтобы гнаться за собственным миражом.

Скрип переключателя передач. Теперь уже можно ехать по центру шоссе, будет еще быстрее.

Задница ты, Фродо, а не аналитик. Делаешь заключения, представляешь их кому-то, но не же­лаешь задать себе труда их подтвердить. Потому что нет у тебя на это время, так как ты на все мах­нул рукой. На все, кроме одного. Но даже и здесь ничего не достиг. Так что не удивляйся, что он тебе не поверил. А даже если и поверил, то не смог убедить самого себя. Не смог признать, что все конча­ется.

Старый, седой дурак.

- Не нашел?

Фродо с облегчением принял смену темы. Не то, что он так уж желал рассказывать о соб­ственных поисках, не увенчанных каким-либо успехом. Поисках длительных, дорогостоящих, иногда рискованных. Не желал он выглядеть типом, задающим слишком много вопросов в пограничной поло­се, выпытывающим о вещах, явно представляющих собой военную тайну. А что самое паршивое, он и сам вызывал впечатление, будто обо всех этих тайнах знает уже достаточно много.

И безуспешно. Причем, все указывало на то, что ничего уже не изменит.

- Как горохом об стенку, - c произнес он, чувствуя на себе внимательный взгляд Вагнера. – Не знаю, не видел, в учете такого нет. И это еще самые вежливые. Не столь вежливые спрашивают, не роняли ли меня в детстве на голову. Совершенно невежливые хотят арестовать или расстрелять. Либо совместить и то, и другое.

Вагнер покачал головой.

- А ведь это опасно, Фродо, - сказал он, не слишком уверенный в том, будто бьы его мнение что-то здесь значит.

Низушок прекрасно знал про опасности. И вовсе не собирался отказываться от выполнения задачи. Именно в этом навязчивая идея и заключается, подумал Вагнер и тут же скривился. Уж слишком самокритичной была эта мысль.

- Что, думаешь я не знаю? - взорвался Фродо и тут же прикусил язык. Не хватало еще, что они друг на друга станут вызверяться. – Знаю, - прибавил он, уже спокойнее. – Я все это понимаю. Но я… Я должен… А ты…