Сентябрь

Он с нежностью поставил в углу тяжелый, продолговатый пакет и присел на стул. Менее всего погнутый.

Сидя в углу, у окна, сквозь не слишком покрытое испариной стекло он мог глядеть на ули­цу, когда-то, как он сам помнил, оживленную, международную трассу на Августов и Белосток. Когда несколько лет назад он сиживал в этом же самом месте, то видел бесконечную череду больше­грузных автомобилей, совершающих международные перевозки, и которые ожидали зеле­ного света на перекрестке; стены пивной сотрясались вибрации проезжающих автомобилей, зве­нели стекла, ко­торые вибрировали от низкого рокота двигателей. Сейчас же асфальт, зияющий вырванными гусени­цами ямами, был пуст, редко-редко когда пролетал УАЗ или военный грузовик. Иногда по мостовой могли простучать копыта лошади, запряженной в телегу, или же со звоном подков проезжал кавале­рийский патруль.

Две небольшие, окруженные сеточкой трещин дырочки в стекле дарили надежду на глото­чек свежего воздуха. Когда Вагнер выпрямился, те очутились точно на высоте грудной клетки. Ма­ленькие дырочки: 5,45 или 5,56, из ʺкалашаʺ или ʺбериллаʺ.

А интересно, бесстрастно подумал он, сидел ли тогда здесь кто-нибудь. Наверняка сидел, в противном случае, зачем напрасно жечь патроны?

Окружающий говор вернулся к первоначальной громкости. Разговоры, притихшие было, когда он входил, вновь вернулись в нормальную колею, если только пьяные бормотания, песни и ссоры можно было назвать разговорами.

Задумавшись, он и не заметил, когда их клубов дыма и пара, бухающих из лишенной две­ри кухни, появилась официантка.

- Чего-нибудь горяченького? – без тени улыбки, слегка кивнув, спросила она. Зато прибыв­ший усмехнулся широко. Особое отношение. Ему было известно, что остальных клиентов она при­выкла спрашивать коротко и вежливо: "Чего?".

- Кушать? – делано удивился он. – Натощак?

Этого он мог и не говорить, не говоря ни слова, девушка ушла. Через несколько секунд верну­лась и поставила перед ним стакан с золотистой жидкостью.

Он тоже, не говоря ни слова, вытащил мятую пятерку. Долларов. Бакс чаевых, может она – наконец-то – улыбнется. Официантка же даже не пошевелилась, не протянула руку за банкнотом.

- Восемь, - сухо бросила она, почесываясь под левой грудью. – Это настоящий.

Он сделал осторожный глоток из стакана, насмешливо поглядывая в безразличное лицо де­вушки. Та чесалась все сильнее. Дура, вшей не ловит, пришла бесстрастная мысль.

Он сделал еще один глоток и кивнул. Добавил еще одну пятерку. И действительно, напиток не был похож на самогон, окрашенный луковой шелухой. Все зависит от того, как мы понимаем значение слова "настоящий".

Девушка отошла. Он же поднял стакан, поглядел под свет, как янтарная жидкость масляни­сто стекает по стенкам. Черт, подумал, а может и вправду армянский или грузинский. Вкус уже за­былся.

Стакан мог представлять собой любопытный материал для любой дактилоскопической лабо­ратории. На самом краю остались едва заметные следы губной помады. Вот зараза, сама по­тянула по пути от бара, догадался он. Интересно, у нее одни только вши? Ну да ладно, спиртное дезинфици­рует.

Он глотнул еще раз, стараясь прикладывать губы по противоположной стороне от кармино­вых следов. Чувствуя, как коньяк наконец-то начинает разогревать, он поглядывал через покрытое испа­риной стекло на газон перед ратушей со сломанной башенкой и на БТР, вросший колесами в размяк­шую, бурую, зимнюю почву того же газона. Невольно вздрогнул, когда до него дошло, что опущенный ствол пулемета целит прямо в окно.

Транспортер стоял в том же самом месте, что и всегда. Самое малое – три, нет, уже четыре года. Никуда он уже не отправится, во всяком случае, собственными силами, хотя все это время при нем торчит часовой, сегодня закутанный в доходящую до щиколоток шинель. БТР дол­жен был будить уважение, заставлять быть послушными, на самом же деле он вызывал только жа­лость. Отмеченный ржавыми потеками, лучше всего видимыми на большом, нарисованном на бор­ту трехцветном флаге, и исключительно безвкусной, яркой эмблеме какого-то из гвардейских пол­ков. Весной его, наверняка, покрасят, как и два года назад.

Услышав скрежет двери, он мгновенно стряхнул задумчивость. Еще больше вместе со сту­лом забрался в угол, пряча лицо в тени, не разгоняемой тусклым светом зимнего дня, что сочился сквозь стекла, и мерцающим, синим светом немногочисленных люминесцентных ламп.

Еще не сейчас. В зал вошли два типа в совершенно новых ватниках. У того, что постарше, имелись седые усы на свежем, налитом лице; второй был молодым, на первый взгляд, умственно немного отсталый.

Вагнер выругался про себя. Курва, не было у них другого времени. Похоже, будут неприятно­сти.