Схизматрица Плюс

22
18
20
22
24
26
28
30

Мою инициацию и освобождение от псов праздновали в доме Эрвина Кулагина. У Кулагина, обеспеченного механиста, был большой домашний промышленный комплекс на внешнем периметре цилиндрического пригорода среднего размера.

Кулагин встретил меня на пороге и вручил золотой ингалятор. Праздник уже был в самом разгаре. Инициацию Полиуглеродная Клика всегда отмечала в полную силу.

Как обычно, при моем появлении все на миг застыли. Во всем были виноваты псы. Потом в голосах появились писклявые нотки от наигранности, люди прикладывались к ингаляторам и напиткам с продуманной элегантностью, а света от каждой улыбки, обращенной в мою сторону, хватило бы на целую команду экспертов из службы безопасности.

Кулагин безжизненно улыбнулся.

– Ландау, рад тебя видеть. Добро пожаловать. Вижу, ты принес Царицыну Долю, – он нарочито бросил взгляд на шкатулку, висящую у меня на бедре.

– Да, – сказал я. У человека под псами нет секретов. Я работал над подарком Царице в течение двух лет с перерывами, и псы записывали все. Они до сих пор записывали все. Для этого их и спроектировали в «Безопасности Царицына Кластера». Два года они записывали каждую секунду моей жизни, все и вся вокруг.

– Может быть, Клике можно взглянуть, – сказал Кулагин. – Как только мы приструним псов, – он подмигнул в бронированную камеру-морду сторожевого пса, потом посмотрел на часы. – Всего час до освобождения. И тогда повеселимся, – он жестом пригласил меня в комнату. – Если что-то понадобится – пользуйся роботами.

Жилище Кулагина было просторным и элегантным, обставленным в классическом стиле и украшенным гигантскими висящими ноготками. Его пригород назывался Пена и был излюбленным районом Клики. Проживая на периметре, Кулагин пользовался ленивым кружением Пены и жил с десятой долей гравитации. Его стены были расчерчены полосами, чтобы предоставить вертикальный ориентир, а места хватало на такую роскошь, как «диваны», «столы», стулья» и другие виды предназначенной для гравитации мебели. Потолок усеивали крючья, с которых десятками висели его любимые ноготки – огромные круглые взрывы благоуханной зелени с цветами размером с мою голову.

Я вошел в комнату и встал за диваном, частично закрывавшим двух бойцовских псов. Подал знак одному из паучьих слуг Кулагина и взял спринцовку с алкоголем, чтобы сгладить ускоряющую интенсивность фенэтиламина из ингалятора.

Я наблюдал за вечеринкой, разбившейся на неровные подклики. Кулагин был у двери со своими ближайшими сторонниками – офицерами-механистами из банков Царицына Кластера и молчаливыми безопасниками. Поблизости болтали о своем с парой орбитальных инженеров преподаватели из кампуса Космосити-Метасистем. На потолке дизайнеры-шейперы обсуждали моду, держась в слабой гравитации за крючья. Под ними маниакально кружились в гравитационном танце, как по часовой стрелке, цикады, группка жителей ЦК.

В конце комнаты среди стада стульев с тонкими ножками держал речь Уэллспринг. Я аккуратно перепрыгнул диван и скользнул к нему. Псы взлетели за мной с жужжанием реактивных лопастей.

Уэллспринг был моим ближайшим другом в ЦК. Он поддержал мое дезертирство, когда посещал Совет Колец, закупая лед для проекта терраформирования Марса. Уэллспринга псы никогда не беспокоили. О его древней дружбе с Царицей было хорошо известно. В ЦК Уэллспринг слыл легендой.

Сегодня он приоделся для аудиенции у Царицы. Его темные приглаженные волосы венчала корона из золота и платины. На нем была свободная блуза из металлической парчи с прорезями в рукавах, обнажавшими черную подкладку, которую пронизывали мерцающие точки света. Все это дополняли инкрустированная юбка в стиле Инвесторов и чешуйчатые сапоги высотой по колено. Из-под крупной вязки инкрустированной юбки выглядывали массивные ноги Уэллспринга, привычные к тяжелой гравитации, которую предпочитала матка рептилий – Царица. Он считался могущественным человеком, а его слабости – если были – хорошо скрывались в прошлом.

Уэллспринг философствовал. Его публика – математики и биологи из преподавательского состава ЦКК-М – расступилась передо мной с натянутыми улыбками.

– Вы просите меня определиться с терминами, – учтиво говорил Уэллспринг. – Под термином «мы» я имею в виду не только вас, цикад. Как не имею в виду все так называемое человечество. В конце концов, вы, шейперы, созданы из генов, запатентованных генетическими шейперскими фирмами. Вас будет правильней именовать промышленными артефактами.

Аудитория зароптала. Уэллспринг улыбнулся:

– И наоборот: механисты мало-помалу отказываются от человеческой плоти в пользу кибернетических режимов существования. Итак. Следовательно, мой термин «мы» может относится к любой когнитивной метасистеме четвертого уровня сложности по Пригожину.

Профессор-шейпер поднес ингалятор к своей нарисованной ноздре и сказал:

– Не могу не возразить, Уэллспринг. Эта оккультная чепуха об уровнях сложности отвлекает силы ЦК от настоящей науки.

– Линейное причинно-следственное мышление, – парировал Уэллспринг. – Вы, консерваторы, всегда ищите определенность за пределами уровня когнитивной метасистемы. Очевидно, всякое разумное существо отделено от уровня ниже своего пригожинским горизонтом событий. Нам пора перестать искать для себя точку опоры. Пора поместить в центр всего себя. Если какая-то точка опоры и понадобится, пусть она вращается вокруг нас.