На фоне оптимистичных заявлений Дубровской реплика Дианы показалась совершенно безжизненной. Но Елизавета ее услышала.
– Нет. Я не согласна.
– Что «нет»? – не поняла адвокат, тряхнув головой.
– Я говорю: нет, – произнесла Диана уже четче. – Я не собираюсь куда-либо предоставлять это письмо.
Дубровской показалось, что у нее слуховые галлюцинации.
– Диана, – с улыбкой произнесла она. – Вы не ведаете, что говорите. Через два часа вам вынесут приговор, и у меня нет надежды на то, что он будет оправдательным. Вас отправят на зону. Быть может, лет на десять, двенадцать. Вы это понимаете?
– Понимаю.
– Тогда как объяснить это ваше упрямство? – голос Дубровской звучал мягко и покровительственно, как у доктора, понимающего болезненное состояние пациента. – Ведь вы же никогда не любили Максимова? К чему сейчас ваше благородство?
– Доносить на близкого мне человека, даже если он оказался убийцей, я не буду. Это мое решение, а не упрямство.
– Ну, тогда это сделаю я! – решительно произнесла Елизавета, показывая ей заветный конверт. – Закон мне это позволяет.
– Это не позволяю вам сделать я, ваша клиентка, – решительно произнесла Диана. – Вы пойдете со мной, в этот чертов суд, и выслушаете приговор молча, как полагается. В противном случае я отказываюсь от ваших услуг. Надеюсь, это ясно?
– Вполне, – пробормотала Дубровская. Она решила не упорствовать и дождаться приговора суда. Она знала, что закон позволяет адвокату пойти наперекор воле клиента в подобном случае. Но больше, чем в закон, она верила в любовь Максимова. Павел бы не принял от Дианы такую жертву. В этом она была уверена. На сто процентов.
– Именем Российской Федерации, – начал чтение приговора судья, и сердце Дубровской, бухнув, провалилось куда-то вниз.
Каждый раз, когда зачитывались строки судебного решения, она чувствовала себя так, словно решалась ее собственная участь. Взволнованная до предела, она плохо улавливала суть приговора, зная, что потом, в спокойной обстановке, когда к ней вернется способность размышлять здраво, она обязательно во всем разберется. Волнение усиливалось по мере того, как чтение подходило к концу, а после слов «суд приговорил», когда в зале повисала торжественная тишина, адвокату впору было делать искусственное дыхание.
Сегодняшний день не был исключением. Ее сковало странное оцепенение. Краем глаза она наблюдала за тем, что происходит в зале. Ей не было дела до шустрых журналистов, исписывающих под диктовку судьи свои блокнотики; до бородатых операторов, нацеливших камеры прямо в лица участников процесса; до взволнованной, ожидающей сенсации публики. Она страшилась появления в зале конвоя. Люди в серой форме с наручниками за поясом вызывались в зал судебного заседания всякий раз, когда нужно было взять под стражу нового осужденного.
– …Суд, заслушав доказательства, представленные стороной обвинения, пришел к выводу, что их недостаточно для решения вопроса о виновности подсудимой, – говорил Берестов.
О чем он ведет речь?
– …Доводы обвинения строятся на догадках и предположениях, которые не могут быть положены в основу приговора. Так, приведенная прокурором выдержка из романа Данилевской «Прыжок в бездну» является частью художественного произведения, в написании которого автор использовал игру своего воображения…
Неужели?! Слова судьи медленно просачивались в сознание Елизаветы. На горизонте забрезжила Ее Величество Надежда.
– …Показания свидетелей обвинения в полной мере подтверждают слова подсудимой о том, что между ней и потерпевшей Крапивиной Ольгой сложились неприязненные отношения. Но суд не рассматривает их как мотив совершения убийства…