– Ай, – лицо раввина просияло, – как приятно слышать, что молодёжь ещё не забыла идиш. Можешь называть меня просто реб Ицхок, меня здесь все так зовут. Ты к кому-то в гости приехал, реб Янкель?
– Нет. Я буду здесь жить, я работаю в школе.
– Откуда?
– Из Москвы.
– Я видел, ты молишься?
– Да, ребе, – улыбнулся Гурьев. – В некотором роде. Знакомый ритм. – Взгляд раввина сделался недоумевающим. В планы Гурьева вовсе не входило, тем более теперь, читать старику лекцию о силе и взаимодействии эргрегоров[58] в разные исторические эпохи и как всё это влияет на отдельно взятую личность. Он жестом переключил внимание раввина с такой щекотливой тематики и пояснил: – Я занимался когда-то. А потом – сами понимаете, вечно не хватает времени для души. У меня йорцейт[59] завтра, – то есть, уже сегодня[60]. Я хотел бы дать цдоке[61].
– Опусти в ящик, вон там.
– Что Вы, реб Ицхок, зачем вам такие деньги через кассу проводить. Отпустите людей, поговорим с глазу на глаз.
– Хорошо. Пойдём-ка ко мне, реб Янкель.
Они поднялись на второй этаж, в маленькую комнату с единственным узеньким окошком. Раввин переложил книги со стула, усадил Гурьева, присел сам:
– Давно твой дедушка умер, зихроно ливрохо[62] (иврит) – устойчивая формула, которой верующие сопровождают упоминание об уважаемом усопшем.]?
– Двадцать один год, ребе.
– А родители?
– Это отдельная история. Как-нибудь в другой раз. – Гурьев достал из кармана конверт и, положив на стол, чуть подтолкнул его к раввину. – Тут десять тысяч. Зима скоро, она здесь, конечно, не такая, как в Москве, но – и дрова нужны, и кое-что ещё по мелочи, наверняка. Если будут трудности – обращайтесь без церемоний, помогу, чем смогу.
Раввин посмотрел на конверт с некоторым ужасом:
– У нас небогатый шул[63], реб Янкель, это большие, очень большие деньги для нас. Я редко читаю газеты, реб Янкель – учителям так существенно подняли жалованье?
– Жалованье – слёзы, ребе, – рассмеялся Гурьев, – а деньги берите смело, никакой гнивы[64] за ними нет, я их – скажем, выиграл. В лотерею. Я понимаю, реб Ицхок, вы меня видите впервые, но иногда так бывает – именно первое впечатление оказывается верным.
– Спасибо, реб Янкель, – поколебавшись ещё мгновение, раввин с достоинством взял конверт и положил в ящик стола. – Дай Бог тебе не знать горя за твою щедрость. А где жить, у тебя есть? Я могу тебя в дом к хорошим людям нашим устроить, будет кошер[65] всегда, и возьмут недорого, со своего?..
Гурьев махнул рукой:
– Я такой великий цадик[66], ребе – не стоит. Я уже устроился. Мне удобно.