Земля ягуара

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сынок, – с трудом разлепил враз побелевшие губы Мотекусома.

Он шагнул вперед и облапил сына, царапнув по нагруднику многочисленными бусами и обдав запахом жирного дыма и прелой крови.

– Отец!.. – ответил Ромка и неловко свел руки за спиной мужчины, обнимавшего его.

Несколько секунд они стояли как два деревянных истукана, не решаясь ни покрепче прижать друг друга, ни отпустить.

Мозг Ромки отказывался верить в происходящее. Сердце молотом ударяло в изнанку кирасы, отлетало куда-то в горло и, стремительно падая обратно, с каждым скачком проникалось родственным теплом к этому человеку. По воротнику его куртки скатилась горячая капля и защекотала шею. Просто пот или слеза? Неужели? Ромка чуть отстранился и вгляделся в лицо отца. Оно было спокойно и непроницаемо, но в уголке одного глаза скапливалась предательская влага.

– Отец?! – воскликнул Ромка, пораженный в самое сердце, и уже крепко, от души обнял дона Вилью-старшего, единственного на континенте родного человека.

– Э… Господа! – прокашлялся Кортес, уже пришедший в себя и приведший в порядок одежду. – Не хочется прерывать вашу идиллию, но я думаю, нам надо серьезно поговорить.

Ромка и Мотекусома одновременно повернули головы, уставились на Кортеса так, будто только сейчас вспомнили о его присутствии, и устыдились проявления чувств. Отец отпрянул, и оба замерли, исподлобья глядя друг на друга.

Ромка сотни раз представлял себе, как произойдет их встреча, что он скажет, что спросит, что ему ответит папа. И вот теперь, когда это произошло, в его голове звенела пустота, как в том барабане, на который он давеча налетел.

Кортес со странной ухмылкой оглядел мужчин, замерших перед ним.

– Господа, я понимаю, что очень смущаю вас и препятствую изъявлению родственных чувств, но нам надо решить кое-какие вопросы.

– Какие вопросы вы хотели бы решить? – глухо, как сквозь вату, спросил Вилья-старший.

– Давайте сначала присядем.

Кортес направился к широкой невысокой лавке, поставленной у стены одной из башенок, и уселся, закинув ногу на ногу. Мотекусома, или, скорее, Лже-Мотекусома, присел рядом. Ромка подошел и остался на ногах, с сомнением разглядывая длинные глубокие царапины на сиденье.

Они помолчали. Никто не мог сообразить, с чего начать разговор.

– Сеньор Вилья, – с трудом подбирая слова, проговорил Кортес. – Может, вы для начала расскажете, как сюда попали и каким образом заняли место верховного правителя Мешико?

– Это совсем простая история, – с радостью прервал молчание Лже-Мотекусома. – Если помните, я отправился на материк на небольшой бригантине с командой в восемь матросов и десяток солдат.

– Самоубийственный поход, – вставил Кортес.

– Именно на это и рассчитывал губернатор Кубы, а друзья, которые поддерживали мое выдвижение на его место, почему-то мне не помогли. – Он многозначительно взглянул на Кортеса. – Первоначально мы планировали пристать в устье реки Табаско, но шторм отнес нас значительно севернее и выбросил на рифы. До берега мы добрались вплавь, потом сняли с корабля все, что не подмокло и не разбилось во время шторма, собрались на совет и решили по берегу дойти до обитаемых мест, где дожидаться новой экспедиции. На второй день пути мы наткнулись на дикое племя, которое без разговоров бросилось на нас. Мы убили многих, но силы были неравны. В живых остался только я, смог убежать и около двух недель скитался по лесу. Оборванный и обессиленный, я наконец добрался до какой-то тотонакской деревни, где был вероломно схвачен и препровожден в Семпоалу.

Ромка вспомнил, как зарделись уши толстого касика, когда тот врал, как оказалось, о белом человеке, ушедшем в сторону столицы Мешико.