Земля ягуара

Подойдя к дереву, адмирал достал из ножен узкий меч, поднял его над головой и трижды ударил по стволу, оставляя на коре глубокие зарубки.

– Отныне и на веки вечные объявляю эти земли собственностью великого короля Карла Пятого. Этим мечом, щитом и всей мощью испанской армии я буду защищать новые владения против всякого, кто будет оспаривать право монарха.

– Сантьяго! Сантьяго! – ответил ему рев двух сотен глоток.

– Клянетесь ли вы отстаивать новые испанские владения и помогать мне всегда и всюду?

– Клянемся! Клянемся!

– Готовы ли вы отдать свою жизнь за меня и испанскую корону?!

– Готовы! Готовы! – в едином порыве ответило каре.

– Пусть королевский нотариус скрепит наши клятвы своей подписью и удостоверит, что отныне эти земли, все их богатства и все их жители находятся под властью короля Карла. А это селение я нарекаю Санта-Мария-де-ла-Витториа.

Солдаты зааплодировали, некоторые даже подбросили свои марионы.

Нотариус, что-то быстро строчивший пером на листе желтоватой бумаги, пристроенном на плоском камне, поднялся и вышел вперед. Он показал всем лист, испещренный мелким почерком, с размашистой подписью внизу, свернул его в трубочку, обмотал красной лентой, достал из сумки брусок воска, размягчил его над костром, стряхнул несколько капель на ленту и оттиснул перстнем королевскую корону.

– Теперь, мои солдаты, нам предстоит в очередной раз разгромить неприятеля! И пусть, гордые сыны Испании, вас не пугает его количество. В нас верят Бог и король. И кстати, – Кортес вдруг перешел на доверительный, отеческий тон, – после победы мы поделим золото, найденное в храме. Капитаны! Разводите людей по позициям.

Священники встали в воротах и подняли руки для благословения. Альварадо подошел к коновязи, принял из рук раба-кубинца повод и, горяча коня, увел своих людей за ворота, не обращая на пастырей никакого внимания. Тем осталось только торопливо перекрестить удаляющиеся крупы лошадей. Топот копыт шарахнулся от стен и заметался на пустых улицах.

Впечатленный торжественностью момента, Ромка расправил плечи и пошел к меченосцам, назначенным ему в подчинение. Он приказал им построиться в колонну по два и повел вниз, к тому месту, где пушкари выложили из остатков вчерашних баррикад гнезда для стрельбы. Именно его подразделению предстояло прикрыть их. Юноша совсем не был уверен в том, что его бойцы смогут долго противостоять натиску многотысячной армии, но делать все равно было нечего. Да эти тут еще со своим благословением. Но, помня слова князя Андрея, Ромка, не показывая раздражения, дождался у ворот, пока епископ де Ольмедо и капеллан осенят каждого солдата крестным знаменем и подставят для поцелуя свой перстень.

– Хитрец, – проговорил Мирослав, пристраиваясь за Ромкиным левым плечом. – Ай хитрец.

– Вы это о чем… О ком? – спросил Ромка, не оборачиваясь, втайне надеясь, что воин имеет в виду его скромную персону.

– О Кортесе, вестимо. Надо ведь, удумал. Одно дело – за чужое воевать, другое – за свое.

– Дядько Мирослав, вы б это… Вели себя тише, а то мне перед другими кабальерос неудобно. Будто я не могу слугу к порядку призвать. – Ромка не видел, но отчетливо представил себе, как помрачнело лицо его спутника. А и поделом.

Отряд успел пройти уже две трети пути вниз по улице, когда от храма донеслась пронзительная трель горна. Условный сигнал – армия индейцев двинулась вперед. Значит, на все про все у них полчаса. Ну и ладно. Ожидание атаки – самое худшее на войне. Ромка уже успел не раз прочувствовать это на своей шкуре. Уж лучше сразу в пекло.

Вот и стена. Пушечных дел мастера и инженеры суетились как муравьи, укрепляли стрелковые гнезда обломками, оставшимися от вчерашней битвы. Вторая колонна пехотинцев, обогнавшая их на спуске, уже располагалась правее батареи, третья снова запаздывала. А враг был совсем близко. Ромка отчетливо слышал глухой рокот надвигающейся армии.

Поднявшись на цыпочки, он взглянул в пролом, и у него захватило дух. На испанские позиции надвигалась стена бронзовых тел, раскрашенных лиц, развевающихся разноцветных перьев и копий, воинственно вздетых к небу.