Шеин впился в меня глазами. Удав, да и только! Сейчас проглотит.
— Думаешь?… — он уже успел просчитать ходы.
— Говорю, хорошо бы проведать… старика…
— Может, ты и прав. Утро вечера – мудренее. Пойду-ка я пока прогуляюсь, а ты не спеши, доедай.
Не знаю, прислушались ли к моим словам, но только в ту же ночь Войнаровский сбежал.
— Поедешь в Борзну с нами, — нахмурив брови, прошипел Шеин. — Неужто, казачок, и тут ты прав!
Все-таки удивительный человек Дмитрий Александрович: то мягок, то суров, то на "вы", то на "ты". Зная мою силу, не побоялся приблизить, идет по краю, играя, словно факир с огнем. Впрочем, как и я. Уверен, что при необходимости, не задумываясь, нанесет удар в спину. Но, ни одной секундой раньше. Лишь дурень режет курицу, несущую золотые яйца. Ну а Шеин далеко не дурак!
На полпути в Борзну нам повстречался полковник Анненков, сообщивший, что Мазепа уехал в Батурин.
Повернули туда и мы. Но засветло не успели. Пришлось заночевать в одном из сел.
Лишь на следующий день к полудню мы увидели высокие каменные стены Батурина с узкими бойницами. Мы разглядывали этот город-крепость, испытывая похожие чувства, что и древние греки, впервые обозревавшие неприступную Трою. Город, ощетинившийся пушками, был грозен и страшен. Ворота и те оказались наглухо замурованны.
Я помнил из истории, что Меньшиков погиб под Батурином. Вот только когда и как? Увы! Потому просил Дмитрия Александровича близко к стенам его не подпускать. Да куда там! Разве Данилыча удержишь?
Вот он уже гарцует на виду у всех… Кричит, обращаясь к людям на стенах. Хочет выяснить здесь ли гетман. Пальнет сейчас пушечка, наведенная опытной рукой начальника артиллерии Фридриха Кенигсена… и поминай, как звали.
На зов Меньшикова откликнулся полковник Дмитрий Чечель. На вопрос, где Мазепа, не ответил. Сказал лишь, что в город не велено никого впускать.
Так мы, не солоно хлебавши (как учила столь редко теперь вспоминаемая мной малышка Жаклин), повернули восвояси.
Александр Данилович от злости весь раскраснелся и продемонстрировал недюжинные знания русской матерщины. Обещал, во что бы то ни стало вернуться.
— Ну, б…, казачки, подождите! Вернусь, вашу мать, умоетесь кровавыми слезами!
В тот же день пришла весть, что Мазепа со свитой и тремя тысячами казаков переправился через Десну и вошел в лагерь шведов.
Вечером Шеин и Меньшиков написали донесение государю.
Спустя два дня Дмитрий Александрович позвал меня к себе.
— Государь велел нам с Александром Даниловичем завтра быть в его ставке, в Погребках. Как думаешь, зачем?