Царский пират

22
18
20
22
24
26
28
30

– Берем курс на Ревель, – объяснил он. – Делать нечего, и выбирать не приходится. До Риги мы уже не дойдем, не успеем.

– В Ревеле нас всех арестуют и отберут корабль, – возмутился Агафон, услышав приказ капитана. – Или, может быть, ты на службу к ливонцам собрался?

К Агафону тут же присоединился Ипат с его вечной подозрительностью и ворчливостью.

– Свои тебя не приняли, – сказал он. – Еле ноги унес, так теперь решил к ливонцам податься? А если мы все не хотим?

– Да-да, – подхватил Агафон. – Не желаем отечеству изменять. Тут ты нам не указ! Не пойдем служить ливонцам и тебе не позволим! Война идет, а ты к врагу переметнуться решил!

– Корабль тонет! – попытался образумить товарищей Степан. – У нас открылась течь, и она будет увеличиваться. Сбегай в трюм и сам посмотри, Агафон! И ты сбегай, Ипат, чтоб тебе ясно стало.

– Ага! – закричал Ипат, разгадав, как ему казалось, коварный замысел капитана. – Мы – в трюм, а ты нас запрешь и по-своему сделаешь. Ишь чего выдумал: корабль тонет. Лучше ничего придумать не смог?

– А вот мы тебя самого сейчас за борт кинем! – бешено вскричал Агафон, подступая к капитану с явным намерением схватить его. – Тебя, и девку твою, полюбовницу. – Он кинул злобный взгляд на задрожавшую Ингрид. – И друга твоего приближенного – чародея, Богом проклятого. Всех вас в воду, и станем себе хозяева. А, ребята?

Агафон обвел взглядом столпившихся матросов. Люди смотрели апатично, и было непонятно, станут они слушаться Агафона с Ипатом или же нет.

Рядом с Ипатом встал гигантский М-Твали. Он не понимал, что происходит, но хотел продемонстрировать верность своему старшему другу и учителю канонирного дела – одноглазому Ипату.

«Так, – подумал Степан. – Корабль тонет, но мы можем оказаться в морской воде даже раньше».

Как назло, у него не было с собой оружия. Ипат с Агафоном своей вздорностью и постоянной склонностью к бунту так надоели ему, что, случись у него сейчас под рукой сабля, он, может быть, попробовал бы раз и навсегда положить конец распрям с этими смутьянами…

Эх, жаль, что рядом нет сотника Василия. Вот как обернулось: еще суток не прошло с тех пор, как они расстались и боярский сын пошел своей дорогой, а он, Степан, уже сильно нуждается в нем. Был бы здесь Василий, он бы сразу утихомирил людей.

– Вяжи их, ребята! – крикнул Ипат, протягивая руку к Лаврентию. Тот было отшатнулся, но отступить не смог – сзади уже напирали несколько матросов из новеньких, почуявших бунт и желавших принять в нем участие.

– Не робей, их всего трое! – поддержал Агафон, устремляя ненавидящий взгляд на капитана. – Вяжи изменников, предателей. В море их!

В этот момент совсем рядом тускло блеснул взлетевший стальной клинок, и сабля плашмя ударила Агафона по голове. Он пошатнулся, но устоял на ногах, дико озираясь после неожиданного нападения. Однако долго стоять ему не удалось: следующим ударом Франц фон Хузен свалил стрельца на палубу.

Альберт не стал обнажать оружия вовсе – его кулак описал дугу, и от удара в правое ухо Ипат присел на полусогнутых ногах. Другой удар пришелся в левое ухо, после чего одноглазый канонир упал на колени, тряся головой и бессмысленно глядя в палубу. Его язык вывалился наружу…

– Был ты слепой, – сказал Альберт, возвышаясь над поверженным бунтовщиком, – а будешь еще и глухой, – и захохотал. Только потом вытащил из ножен саблю и, подняв ее кверху, обвел взглядом столпившихся матросов.

– Ну, – сказал он. – Кто тут еще желает противиться приказам капитана?

Агафон попытался сесть. По голове его текла кровь, заливала лицо. Хоть Франц бил не острием, а плашмя, но зато изо всей силы, так что лезвие сабли рассекло кожу на голове Агафона.