– Кое-какие из этих историй нам рассказывал Питер Марлоу.
– Если хочешь узнать, что такое настоящий Гонконг, тебе надо поговорить с Тетушкой Светлые Глаза – это Сара Чэнь, старая дева, тетушка Филлипа Чэня! Вот это личность, Линк, и на язычок к ней лучше не попадаться. Она утверждает, что ей восемьдесят восемь. Я считаю, что больше. Ее отец – сэр Гордон Чэнь, незаконный сын Дирка Струана от его наложницы Кай-сун, а мать – знаменитая красавица Карен Юань.
– А это кто такая?
– Карен Юань – внучка Робба Струана. У Робба, сводного брата Дирка Струана, была наложница по имени Яо Минсу, от которой у него родилась дочь Изабель. Изабель вышла замуж за Джона Юаня, незаконного сына Джеффа Купера. Джон Юань стал известным пиратом и контрабандистом опиума, а Изабель посмертно получила широкую и печальную славу: она играла в мацзян по-крупному и два раза проигрывала все состояние мужа. Так вот, дочь Изабель и Джона Юаня, Карен, вышла замуж за сэра Гордона Чэня. Вообще-то, она была у него вторая жена, то есть, скорее, любовница, но этот брак считался вполне законным. Здесь до сих пор китаец может на законных основаниях иметь сколько угодно жен.
– Это удобно!
– Для мужчины! – улыбнулась Орланда. – Так что эта крохотная ветвь Юаней – потомки Купера. Чжуны и Чэни – от Дирка Струана. Суны, Тупы и Дуны – от художника Аристотеля Квэнса. Здесь, в Гонконге, дети по традиции берут фамилию матери, а мать обычно простая девушка, проданная в наложницы родителями.
– Родителями?
– В большинстве случаев – да, – не моргнув глазом сказала она. –
– Откуда ты столько знаешь о Струанах, Куперах, всех этих наложницах и прочем?
– Так ведь город небольшой, и мы все любим тайны. На самом деле никаких тайн в Гонконге нет. Среди своих – если это действительно свои – все знают всё обо всех. Ну почти всё. Как я уже говорила, у нас здесь очень глубокие корни. И не забывай, что Чэни, Юани и Суны – евразийцы. Я уже говорила, что евразийцы женятся на евразийцах, поэтому мы должны знать, от кого произошли. Англичане или китайцы не склонны сочетаться с нами брачными узами, они видят в нас лишь любовниц или любовников. – Она потихоньку пила вино, и он был восхищен тонкостью и грацией ее движений. – В китайских семьях есть традиция записывать свою генеалогию в деревенских книгах. Это единственное законное свидетельство, по которому можно проследить преемственность: никаких метрик у них никогда не водилось. – Она улыбнулась. – Возвращаясь к твоему вопросу. И Иэн Данросс, и Квиллан будут рады воспользоваться твоими деньгами и твоим положением на рынке Штатов. И ты получишь прибыль с любым из них – если тебя устроит роль молчаливого партнера.
Бартлетт задумчиво перевел взгляд на вид за окном.
Она терпеливо ждала, позволяя ему поразмышлять и оставаясь неподвижной. «Как я рада, что Квиллан такой хороший учитель и такой умный человек, – думала она. – И такой мудрый. Он опять оказался прав».
Сегодня утром она позвонила Горнту, вся в слезах, на его личный номер, чтобы рассказать о случившемся.
– О, Квиллан, думаю, я все испортила…
– Что говорила ты и что сказал он?
Она выложила все как было, и он ее успокоил:
– Я считаю, Орланда, переживать не стоит. Он вернется. Если не сегодня вечером, то завтра.
– Ох, ты уверен? – пролепетала она, исполненная благодарности.
– Да. А теперь вытри слезы и послушай меня. – И он растолковал, что нужно делать, как одеться, и посоветовал прежде всего быть женщиной.
«Ах, до чего здорово, что я женщина», – подумала она, с грустью вспоминая прежние времена, когда они были счастливы вместе, она и Квиллан: ей девятнадцать, она его любовница уже два года и больше не смущается и не боится – ни постели, ни его, ни самой себя. Они иногда выходили на его яхте в полуночный круиз – только Квиллан и она, – и он наставлял ее.