Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра

– Ты женщина и гонконгский янь. Поэтому, если хочешь жить хорошо, иметь красивые вещи, если хочешь, чтобы тобой дорожили, если хочешь любви, постели и безопасности в этом мире, будь женщиной.

– А как это, милый?

– Думай лишь о том, как удовлетворить меня и сделать мне приятно. Разожги во мне страсть, когда я жажду страсти, дай покой, когда я нуждаюсь в покое, подари уединение, когда я стремлюсь уединиться, и постоянно неси счастье, не посягая на мою свободу. Готовь как гурме, разбирайся в хороших винах, всегда держи язык за зубами, защищай мою репутацию и никогда не изводи придирками.

– Но, Квиллан, у тебя получается игра в одни ворота.

– Да. Конечно. Но за это я буду с такой же страстью выполнять свою часть обязательств. Я жду от тебя именно этого, на меньшее я не согласен. Ты хотела быть моей любовницей. Я выставил тебе эти условия до того, как мы начали, и ты согласилась.

– Я знаю, что согласилась, и мне нравится быть твоей любовницей, но… но иногда я беспокоюсь за будущее.

– Ах, моя крошка, тебе не о чем беспокоиться. Ты же знаешь, наши правила игры установлены заранее. Мы каждый год будем возобновлять договоренность при условии, что ты этого хочешь, пока тебе не исполнится двадцать четыре. Тогда, если ты захочешь оставить меня, я предоставлю тебе квартиру, достаточно денег для удовлетворения умеренных потребностей и приличное приданое для подходящего мужа. Мы пришли к согласию, и твои родители не возражали…

– Да, они не возражали.

Орланда вспомнила, с какой радостью мать с отцом согласились на эту связь. Они сами предложили ей сойтись с Горнтом, когда она вернулась домой, окончив учебу в Америке. Сообщили, что Квиллан спрашивал у них разрешения обратиться к ней с таким предложением, признавшись, что влюблен в нее.

– Он хороший человек, – сказал тогда отец. – И он обещал позаботиться о тебе, если ты согласишься. Выбирать тебе, Орланда. Мы со своей стороны рекомендовали бы согласиться.

– Но, отец, мне только в следующем месяце будет восемнадцать. И, кроме того, я хочу вернуться в Штаты. Я уверена, что смогу получить «грин кард» и остаться там.

– Да, ты можешь вернуться, доченька, – вступила в разговор ее мать, – но ты будешь бедной. Мы ничего не можем дать тебе, ничем не можем помочь. Какая у тебя будет работа? Кто будет обеспечивать тебя? А здесь через некоторое время у тебя появится какой-то доход, какая-то собственность, средства к существованию.

– Но ему столько лет. Он…

– У мужчины возраст проявляется не как у женщины, – убеждали ее оба. – Он человек влиятельный, уважаемый и хорошо относился к нам многие годы. Он обещал заботиться о тебе, и финансовые условия этой договоренности привлекательны, сколько бы ты ни пробыла с ним.

– Но я не люблю его.

– Ты говоришь глупости по восьми направлениям![53] Зубы стыли бы от холода, не защищай их губы! – рассердилась мать. – Тебе представляется такая редкая возможность – это все равно что найти волосок феникса или сердце дракона! И что нужно делать? Просто быть женщиной, почитать хорошего человека и повиноваться ему несколько лет – причем каждый год соглашение возобновляется, – и даже потом этим годам не будет конца, если ты сама этого захочешь, останешься верной и умной. Кто знает? Жена у него инвалид и скоро умрет. Если ты сумеешь хорошо ублажать его и заботиться о нем, почему бы ему не жениться на тебе?

– Чтобы Квиллан Горнт женился на евразийке? – воскликнула она.

– А почему нет? Ты не просто евразийка, ты – португалка. У него уже есть английские сыновья и дочери, хейя? Времена меняются, даже здесь, в Гонконге. Если ты будешь стараться, кто знает? Роди ему через год-два сына, с его разрешения, и кто знает? Боги есть боги, и стоит им захотеть, грянет гром среди ясного неба. Не будь дурой! Любовь! Ты, верно, и не знаешь, что это такое.

Орланда Рамуш смотрела вниз на город и не видела его. «Какая я была тогда глупая и наивная, – думала она. – Наивная и очень глупая. Но теперь я разбираюсь, что к чему. Квиллан преподал мне хороший урок».

Она покосилась на Линка Бартлетта, не поворачивая головы, чтобы не беспокоить его.