Гайдзин

– Думаю, после нашего разговора я отдохну. Тогда моя голова прояснится к сегодняшнему вечеру.

– Ты ехала весь день?

– Да, господин.

Путешествие и в самом деле было трудным, она мало спала и меняла лошадей через каждые три ри, что составляло около девяти миль.

– Сколько времени занял у тебя путь?

– Два с половиной дня. Я привела с собой только двадцать самураев под началом капитана Исимото. – Она рассмеялась. – Массаж действительно был очень кстати и ванна. Но прежде…

– Почти десять ри в день? Почему таким скорым маршем?

– Большей частью для моего удовольствия, – безмятежно ответила она, зная, что времени впереди довольно, чтобы рассказать ему дурные вести. – Но прежде, Ёси-тян, чай для вашего удовольствия.

– Спасибо. – Он выпил зеленый, с тонким ароматом чай из тыквообразной чашки эпохи династии Мин и поставил ее на место, наблюдая и выжидая, зачарованный ее искусством и спокойствием.

После того как она налила им снова, сделала глоток и поставила свою чашку на место, она сказала тихо:

– Я решила прибыть сюда безотлагательно, потому что до меня дошли тревожные слухи и мне нужно было убедить себя и ваших военачальников, что вы в добром здравии, – слухи о том, что вы в опасности, что Андзё настраивает Совет против вас, что покушение сиси на него и убийство Утани являются частью нового большого подъема движения сонно-дзёи, что грядет война, как внутренняя, так и внешняя, и что Андзё и далее продолжает предавать вас и весь сёгунат. Он не должен был отпускать сёгуна и его жену из императорской семьи на поклонение в Киото.

– Все это правда или отчасти правда, – ответил он с тем же спокойствием, и ее лицо потемнело. – Дурные вести разлетаются, как на крыльях ястреба, Хосаки, neh? Все еще больше осложняется из-за гайдзинов.

Ёси рассказал ей о своей встрече с чужеземцами и о Мисамото, своем шпионе, потом более подробно – об интригах внутри замка, но не о своем подозрении, что Койко связана с сиси. «Хосаки никогда не поймет, как Койко возбуждает меня и насколько это осознание опасности усиливает мои чувства и ощущения, делает ее гораздо более волнующей для меня, – подумал он. – Моя жена лишь посоветует немедленно удалить Койко, провести дознание и наказать ее и не оставит меня в покое, пока это не будет исполнено». Он закончил тем, что рассказал ей о вражеском флоте, стоящем у порога, письме сэра Уильяма и его угрозе и о сегодняшнем заседании Совета.

– Дзукумура? Старейшина? Этот дряхлый тупица? Разве один из его сыновей не женат на племяннице Андзё? Конечно же, старый Тояма не стал голосовать за него?

– Он просто пожал плечами и сказал: «Он или кто другой, не имеет значения, у нас скоро будет война. Назначайте кого хотите».

– Значит, в лучшем случае голоса разделятся три к двум против вас.

– Да. Теперь Андзё не обуздать. Он может делать все, что пожелает: расширить голосованием свою власть, стать тайро – любую глупость, какая придет ему в голову, вроде этого идиотского переезда Нобусады в Киото. – Ёси почувствовал, как у него опять что-то сжалось в груди, мешая дышать, но он взял себя в руки, радуясь возможности поговорить откровенно – насколько откровенно он вообще мог говорить с кем-то – и доверяя ей больше, чем кому бы то ни было.

– Варвары оказались такими, какими вы их представляли себе, господин? – спросила она.

Все в них поражало ее: «Знай своего врага, как знаешь себя самого…» Книга Сунь-цзы была одним из первых учебников для Хосаки, ее четырех сестер и трех братьев, наряду с занятиями воинскими искусствами, каллиграфией и чайной церемонией. Ее и сестер их мать и тетушки сосредоточенно обучали также управлению землей и финансами, передавая им практические навыки обращения с мужчинами всех сословий, что имело первоочередное значение для их будущего. Она так и не преуспела в воинских искусствах, хотя достаточно умело обращалась с ножом и боевым веером.

Ёси рассказал ей все, что смог вспомнить, не забыв и того, что Мисамото поведал ему о гайдзинах, живущих в той части Америки, которая звалась Калифорнией – иногда ее еще называли Страной Золотой Горы. Ее глаза сузились, но он этого не заметил.