Нет у революции конца!
И плевать, что я не понимал ни единого слова. Зато песня красивая. Интерес к истории возбуждает.
Данной самодеятельностью я заработал очередную затрещину и послушно замолчал. В голове уже гудело – а я все издевался. Хотят, чтобы я замолчал – пожалуйста. Им приятно, мне нетрудно.
— Ты меня достал! – взвыл голос Эллипса, после чего мне от души зарядили ниже пояса. – Будешь говорить, или нет?!
— Жила-была маленькая собачка, – послушно затараторил я, упрямо распрямляясь и вскидывая на дознавателя абсолютно невинный взгляд. – Она очень любила розовые пионы... – Боги, бред-то какой. Ну да ладно.
— Ну, все, – резко оборвал Эллипс. – Сейчас ты у меня заговоришь.
— Давай закурим, товарищ по одно-ой! Давай закурим, товарищ мой!.. Слушайте, вам и так, и так плохо. Прям, не угодишь!
Эллипс подошел к стене и, взяв стоявшее там ведро с водой, плеснул мне на голову. Сделалось легче, даже в глазах прояснилось.
И я увидел Аретейни.
— Либо ты прекращаешь этот цирк – либо я начну кромсать твою подружку на кусочки. Начну с ушей.
Я мысленно выругался. Орать песенки дальше не имело никакого смысла – уши Ласточки не доживут и до конца первой строфы. А он может, ему на нас фиолетово. Ему информация нужна.
— Убью с-суку!.. – шипела Нэйси из какого-то угла. – Убью тварь... Отвали от командира! Еще раз его тронешь – и будешь иметь дело со мной, понял!!
Нет, ну смеяться тут или плакать?! Подскажите, а. Ну пожалуйста.
— Дэннер, не слушай его! – заявила Ласточка. – Русские не сдаются!
— Заткнись, дура, – очень оригинально выразился Эллипс, с каким-то даже наслаждением проводя лезвием ножа по ее шее. Вот ведь, садист. Самый натуральный.
— Пошел в пень! – не менее оригинально отозвалась Аретейни. – Дегенерат. Контра охреневшая, совсем совесть потерял. Твои жалкие попытки запугать честных людей заведомо обречены на провал. Да мы таких, как ты, сволочей в семнадцатом году пачками мочили – чтоб я какой-то гниды буржуйской испугалась, ишь, чего захотел! Не бывать этому! Так и знай.
Ого! Снимаю шляпу. Воображаемую, разумеется. Ай да Ласточка! А что такое контра, кстати, интересно?.. Уж наверное, что-то плохое – но вот, что именно?
Эллипс тоже ошалел. Не то от такой наглости, не то от изысканных ругательств Ласточки.
Он медленно опустил руку с ножом и напряженно уставился ей в лицо. Голос растерял всю былую грозность и уверенность. Я сообразил, что Аретейни, похоже, сказала что-то очень... важное. В воздухе повисло ощутимое почти физически напряжение. Даже Нэйси притихла.
— Что ты сказала? – очень тихо переспросил Эллипс. Ласточка удивленно обернулась – видимо, сама не ожидала подобной реакции. – В каком году? Как ты меня назвала?