Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)

22
18
20
22
24
26
28
30

...Совместными усилиями, активно помогая друг дружке, мы с Ласточкой ухитрились помыться, перевязать раны и привести себя в порядок. Казалось, на большее сил уже не достанет – но тут или открылось пресловутое второе дыхание, или стадия переутомления достигла того предела, когда человек это самое переутомление перестает замечать, или свежий воздух нас оживил. В общем, спать нам резко расхотелось. И тогда я устроил Аретейни на кровати, завернув в одеяло, и хотел, было, отправиться на кухню за алкоголем, но зачем-то задержался у комода. Комод как комод, казенный. А у меня было такое чувство, будто я встретил старого друга. Ласточка завозилась, устраиваясь поудобнее.

— Ну? – с улыбкой обернулся я. – Где обещанный чай?

— В шкафу, вестимо, – не осталась в долгу Ласточка. Я вдруг рассмеялся неизвестно, чему – должно быть, сказалось нервное напряжение. Она вначале изумленно на меня уставилась, затем – рассмеялась следом. Смеялись мы так минут пять без передышки, даже слезы на глазах выступили. Я смахнул их рукавом и обнаружил, что все наши приключения под землей как-то поблекли, отдалились. Будто дочитал до конца страшную и неприятную книгу и теперь возвращаешься в реальный мир. И даже не верилось, что все это происходило на самом деле.

Я все-таки притащил бутылку виски и устроился возле Ласточки.

— Вот тебе вместо чая. За победу!

Она счастливо улыбнулась.

— За победу, Дэннер. Как ты думаешь, наши уже вернулись?

Я протянул ей тарелку с остатками бутербродов.

— Еще бы. Тварей-то не видать. Всех, наверное, перебили.

О погибших вспоминать не хотелось. Тем не менее, следующий тост был посвящен Ласточкой именно им.

И тогда мне казалось, что ничего плохого уже больше быть не может. Есть день, есть вино и самое главное – ее сияющие глаза.

Жить надо все-таки сегодняшним днем. И немного завтрашним. А то жить не захочется вообще.

Мы так и уснули в обнимку, не думая больше ни о чем и просто радуясь тому, что мы дома и все еще живы.

Рассвета из-за закрытых ставен я не видал – но проснулся стандартно в шесть. Вначале долго не мог понять, где я, собственно, нахожусь и что я тут делаю (тот факт, что я, в общем-то, сплю, в расчет не принимается). Сознание возвращалось медленно, и его по всем фронтам теснила боль, решившая, видимо, навалиться с полной силой в спокойной обстановке, что и неудивительно.

Ч-черт... вставать теперь придется с боем. Грело только одно обстоятельство – еще до того, как проснуться окончательно, я уже чувствовал Ласточкину теплую, родную энергию. Она спала, свернувшись калачиком, и тихонько трогательно посапывала. Я не удержался и обнял ее покрепче – но она даже не проснулась. Только заворочалась, пробурчала что-то нечленораздельное и засопела вдвое громче. Бедняжка, тяжело ей пришлось. Ну, ничего, зато теперь она в безопасности.

— Дэннер, не уходи... – глухо донеслось из подушки. Я встрепенулся и приподнялся.

— Что?

— Я ей сказала, чтобы на подоконник поставила, – чуть внятнее втолковала Аретейни. Я едва не рассмеялся в голос. Интересно, что же ей снится?..

А знаете, что? Она здесь, рядом со мной, и сжимает во сне мои пальцы. Вы будете смеяться, но мне впервые по-настоящему захотелось жить. Чтобы быть с ней. Просто быть с ней – мне даже этого будет достаточно для счастья. Чтобы видеть ее каждый день, слышать ее голос, защищать. От чего?.. Ну... от тварей, например. И чтобы она улыбалась почаще. И оставалась со мной.

Всегда...