– Чур меня!!!
Стоявший рядом Истр пошатнулся, прикрыл глаза…
– Чуррр!!!
Звук трещотки. Прыжок…
И все!
Влекумер-навий упал лицом в грязь, замер… И – куда уже устали ждать – медленно, раскачиваясь, поднялся, с коричневым от глины лицом и без того страшным. Протер глаза, пригладил грязные космы, сплюнул. И резко выбросил вперед правую руку, указав крючковатым перстом на Ятвига:
– Молчишь? Не зря молчишь. Боги не дают тебе слова!
Не отрывая указующего перста от дружинника, жрец повернул голову к старейшинам и громко, словно бы выплевывая слова, вскричал:
– Он! Он убил Доброгаста. Ятвиг из рода Сдислава!
– Он не нашего рода – робичич, наложницы-курвы сын! – тут же возопил уязвленный Сдислав.
– То так, все мы знаем, – покладисто согласился навий. – А раба подвергать пытке не надо, боги того не хотят, ведь итак уже ясно все.
Повинуясь знаку старосты Витенега, его люди, уже поволокшие было Пескарика к костру, отпустили несостоявшуюся жертву восвояси.
– А с Ятвигом что делать? – пригладив бороду, староста Межамир картинно повернулся к людям.
– Смерть! – разом закричали все. – Смерть ему!
– Смерть! Смерть! Корнованием казнить убивца!
– За ноги к соснам привязать – и напополам!
– Поделом, поделом гаду!
Прислонившись спиной к толстому стволу березы, Ятвиг на удивление спокойно скосил глаза – маленькие, пусто-серые, полные презрения к собравшейся его судить толпе – своим соплеменникам. Посмотрев на старейшин, ухмыльнулся и, положив руку на меч, сказал только одно слово:
– Бой! Пусть нас рассудят боги.
– Боги уже сказали! – возопил было жрец, но, тут же сориентировавшись, прикусил язык – слова обвиняемого явно пришлись толпе по вкусу. Казнь казнью, но чем же они все хуже ромеев, у которых, как рассказывали греческие купцы, были когда-то гладиаторские игры, во время которых бились бойцы не на жизнь, а на смерть, а зрители смотрели, азартно делая ставки.