Экспансия,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ещё раз такое повторится – пустить её по кругу, а потом в куль да в воду. И с прочими не церемониться. Надо будет – ещё нахватаем. – Отвернулся равнодушно, зашагал обратно к скатерти.

…К вечеру уже границы лагеря очертили. Наметился ров, чуть приподнялось основание вала. Выросли стройные ряды шатров, коновязей и турьих стойл. Пленников остановили за час до заката, накормили, потом согнали в огороженные места, выставили охранников. К тому времени вернулись обозы из города, привезли захваченное: зерно давешнее, дерево сухое, ткани, металл и прочее, на что глаз положен был. Ну а после лагерь почивать лёг. Ночь ведь на дворе.

Алексу не спалось. Поднялся, пошёл к границе лагеря. Темнело тут быстро, но ещё можно было различить сваленные в груды тела, которые начали собирать с поля смерти, чтобы предать захоронению. Они пришли на честную битву, потому и уважение им славы окажут, похоронят, а не бросят на съедение всякой живности. Но наворотили здесь изрядно… Посчитали – почти двадцать тысяч трупов осталось на поле битвы. Спаслось – ну, может, тысяча, может, и того меньше. Кто в обозах был да коней имел быстрых. Не ожидали желтокожие встретиться с огненным боем. Впрочем, и без него сломили бы славы вражью силу. Не ровня они нам… Уже – нам? Да. Удовлетворённо улыбнулся в усы фон Гейер, двинулся обратно.

А это что? Услышал тихий плач. Остановился, пошёл на звук. Часовой его окликнул, пришлось назваться. Пояснил воин, что тут пленники сидят под охраной. А плачет одна из них. Её князь плетью отоварил нынче да распорядился под особый присмотр взять. Ну ребята и постарались. От одежды – одни лохмотья, сандалики щегольские развалились, руки в кровь стёрла. Да ещё еды ей не досталось – прочие невольники всё расхватали. Вот и сидит на краю места положенного, рыдает.

Поморщился недовольно рыцарь – знает он, каково такое переносить. Сам пленником у сарацин был. Запомнил место, где девица была, вернулся на своё место. Сходил к тыловым, выпросил краюху хлеба да молока фляжку, ткани чистой и мёда немного. Снова в лагерь пленников вернулся. Та, давешняя, всё ещё рыдает. Только уже беззвучно. Подошёл к ней вплотную – она шарахнулась, но успел её за ногу ухватить да к себе подтащить. Затихла, съёжилась, руками прикрылась. Темно, лица не рассмотреть, ну ему и не надо. Сунул ей хлеб в руку, показал, что жуёт. Протянул флягу, мол, пей. Потом тряпицы достал из-за пояса. Эх, воды нет, ну да ладно, сойдёт. Пока та ела жадно, сразу видно, досталось ей сегодня, так что желудок урчит, осторожно забинтовал ступни. Всё легче ходить будет. Сейчас некогда – завтра вечером, если не ускачут куда, принесёт ей одёжу другую. В этой-то и ходить тяжело, не то что работать. Оставил ещё пару тряпок ей, забрал фляжку пустую, ушёл. Теперь и в сон потянуло. С чего бы? Что доброе дело сделал? Но уснул мгновенно, едва голова седла коснулась, что вместо подушки.

…– Алекс! Алекс!

Рыцаря трясли за плечо. Он раскрыл ещё ничего не понимающие глаза, но тут же сообразил, кто его будит, мгновенно вскочил – сам князь! Тот приложил палец к губам, кивнул на выход, мол, выползай, потолкуем. Быстро натянул сапоги, подхватил оружие, вылетел как ошпаренный. Дар сидит на обрубке бревна, которым нынче разжились у крепкоруких, показывает на место рядом. Мол, сюда. Робея, сел бок о бок, и тут же кулак к носу поднесли:

– Понял почему?

– За девку вчерашнюю?

– Угу. Ещё раз такое выкинешь – накажу. Дружба – дружбой. А служба – службой, мил-человек. Я её наказал, понял? Я. Князь. Воевода. А ты – обычный десятник, вздумал приказ воинский нарушать?

– Так жалко её, княже. Голодная сидит. Ревёт…

– Что значит голодная? Всех пленных кормили вчера!

– Так ей не досталось. А вообще, думаю, княже, надо жёнок от мужиков отделить. Уж больно те…

Нахмурился Дар, потрогал чисто выскобленный подбородок. Покосился на десятника, потом буркнул:

– Ты меня понял, короче. Сам распоряжусь. А сейчас – приводи себя в порядок да поднимай прочих. Поедем смотреть город захваченный.

– Как повелишь, княже.

– Ваша светлость! Ваша светлость!

Сёгун недовольно оторвался от свитка, на котором были записи о мобилизации, поднял голову. Слуга за ширмой произнёс:

– Ваша светлость, прибыли сведения от губернатора Эдо.

– Пусть их принесут сюда!