– Езжайте прямо, – велел он. – По мосту и дальше через башни. Если нас попытаются остановить, говорю только я.
Ориентируясь по фонарям, Дуглас провел фургон по Внешнему двору, в объезд Уэйкфильдской башни, мимо Кровавой башни и дальше во Внутренний двор, где огромным утесом возвышалась обезглавленная туманом Белая башня. Фургон вспугнул пару воронов, и они заметались над дорогой, как пьяные, громко хлопая крыльями. Офицер ветеринарной службы так и ехал на подножке, держась за зеркало.
– Здесь остановите, – вдруг приказал он, спрыгнул с подножки и скрылся в тумане.
Впрочем, за его перемещениями несложно было следить по звуку – он кашлял и чихал на протяжении всего пути через лужайку Тауэр-Грин, а потом чуть не сшиб знак «По траве не ходить».
Густой туман принес с собой неестественную тишину. Ветра, которые с самого начала военного положения дули непрестанно, внезапно стихли. Воздушное патрулирование приостановили из-за нулевой видимости. По мосту, глухо урча, медленно проехал тяжелый грузовик, и опять стало тихо, как в могиле.
– Прямо мурашки, а? – Гарри поежился.
Дуглас молча кивнул. Он смотрел на табличку, где краской по-немецки было выведено: «Королевские покои. Здесь Анна Болейн провела ночь перед казнью и допрашивали Гая Фокса перед последующим судом в Вестминстерском дворце».
Со стороны Белой башни послышались шаги. Кто-то с густым силезским акцентом отметил, что денек холодный. Другой человек засмеялся этому, будто какой-то остроте.
– Вот они, – сказал Гарри.
Белый медицинский фургон едва виднелся в тумане, и вновь прибывшие в него чуть не врезались. Их было пятеро. Впереди гремели сапогами два лейтенанта кавалерии. За ними, с двух сторон сопровождаемый улыбающимися ассистентами, шагал заместитель гауляйтера Германского трудового фронта – то есть нацистского эквивалента профсоюзного движения.
Портной попытался скрыть его круглый живот и тяжелый зад под великолепным пальто с цветными нашивками и золотыми значками, однако он ничего не мог сделать с расхлябанной невоенной походкой, хриплым смехом и удалой манерой изъясняться.
– Лопни мои глаза, «неотложку» притаранили! И куда мне? В кабину или на носилки? – Заместитель гауляйтера расхохотался, зашелся кашлем и сплюнул. – Треклятый туман прямо в глотку лезет…
Ассистенты имели неосторожность разинуть рты, смеясь его шутке, и вскоре тоже кашляли и жаловались на туман.
– Ваш автомобиль здесь, сэр, – холодно произнес один из лейтенантов.
Заместитель гауляйтера повернулся ко второму.
– Вот вы у нас знаете историю, лейтенант. Все эти басни про сэра Уолтера Рэли и про леди Джейн Грей. Вас послушаешь, и они как живые перед глазами! – Он похлопал лейтенанта по груди. – А сэр Томас Мор всегда был моим героем!
– Да, сэр, – ответил лейтенант.
Из кабины фургона Дуглас и Гарри наблюдали, как представителей Германского трудового фронта увозят в «Роллс-Ройсе» для особо важных гостей. Один из лейтенантов, не подозревая, что его слышат, процедил сквозь зубы:
– Чиновники из министерства сельского хозяйства, комиссар по здравоохранению, заместитель главы женской лиги, глава администрации немецкой спортивной лиги… а теперь еще свиньи из трудового фронта. Это особо охраняемая тюрьма английского короля или цирк?
Второй лейтенант говорил тише, расслышать его было гораздо сложнее.