А может, ей просто очень грустно и одиноко в этом богом забытом, несчастном городе – так одиноко, как не было еще никогда?
– Дуглас, – ответил он. – Меня теперь все называют Дугласом. В газетах пишут, что это, мол, новые веяния, принесенные войной. Отказ от лишних церемоний.
Он вскрыл и протянул банку кофе. Барбара вздрогнула, когда их пальцы соприкоснулись.
– Дуглас, значит? Ну что ж, лучше так, чем «инспектор».
Она насыпала кофе в кофейник и поставила на плиту. На Дугласа она не смотрела, но спиной чувствовала на себе его взгляд и попыталась скрыть неловкость за болтовней:
– Только не надо устраивать мне допрос с пристрастием, какими махинациями на черном рынке я добыла настоящий кофе.
– Я слышал, что американское посольство выдает своим гражданам по карточкам.
– Я шучу. Разумеется, кофе из посольства.
По-прежнему не глядя на него, она достала свои лучшие чашки и блюдца, сахарницу и серебряные ложечки и принялась устраивать все это на подносе. Открыла жестянку молока, наполнила молочник.
– Вон там бокалы и бренди. Зима здесь меня убивает, приходится греться всеми методами.
– С этим я помогу.
Она направилась с подносом в гостиную. Когда-то эта комната была конюшней, а сам дом – лишь пристройкой к возвышающемуся за ним особняку. И хотя каменные стены изнутри проложили деревянными блоками, это не обеспечивало достаточной теплоизоляции. Барбара поставила поднос на белый ковролин как можно ближе к огню, бросила рядом несколько диванных подушек, и они с Дугласом устроились рядышком. Дуглас разлил бренди по бокалам. Свой он едва успел пригубить, Барбара же выпила залпом.
– Очень замерзла, – пояснила она и в подтверждение своих слов приложила к щеке Дугласа ледяные пальцы.
Дуглас потянулся к настольной лампе и выключил ее.
– Ну да, так гораздо уютнее, – сказала Барбара, сама не зная, много ли в этом замечании сарказма и есть ли он там вообще.
Теперь комнату освещали лишь красные отблески огня, а единственным звуком было шипение и потрескивание воздуха в газовых трубах. Дуглас обнял Барбару за плечи. Она попыталась встать.
– Кофе сбежит.
– Я его выключил.
– А я-то поделилась с тобой последним, что осталось от пайка… – хотела возмутиться она, но возмущение утонуло в поцелуе и порывистых объятиях.
Долгое время они молча сидели, прижавшись друг к другу.