По вечерам — иракские офицеры, с которыми он жил — играли в карты. Чтобы не стеснять их — он выбирался по вечерам в сад, пил чай и смотрел на звезды. Звезды здесь были, как и на всем Ближнем Востоке — огромные, казалось, руку протяни и...
Чай был вкусным. Особенно со жженым сахаром. Чай ему приносила жена хозяина — сам хозяин тоже выделял молчаливого русского в непривычной форме из невежливых, шумных и грубых офицеров Амн аль-Хаас. Сейчас — было тихо, он сидел по-турецки — и лишь мелодия магнитофона из открытого окна мешала думать.
Поглощенный собственными мыслями — он не сразу понял, что по забору, по бетонной плите — кто-то осторожно стучит.
Три — Три — Три...
Последовательность, знакомая с Афгана.
Николай достал пистолет. Крадучись, прошел к калитке — во всех иракских домах была как минимум одна задняя калитка. Она не была заперта и отворилась с едва слышным скрипом.
Ночь. Тишина. Почти как в деревне... если бы не магнитофон. В Тикрите — ни о какой ночной жизни и слыхом не слыхивали.
Он сделал шаг. Потом еще шаг. Навел пистолет на что-то темное.
— Не стреляй, бача...
Голос был знакомым.
— Не подходи, просто слушай. Саддама видел?
— Нет.
— Но парад будет?
— Да.
— Твое мнение?
— Очень опасно.
Бахметьев цокнул языком.
— Это провокация.
— В смысле?
— Приказы идут от Саддама. На трибуну поставят двойника.