— У меня зато болит, — поставив опустевшую кружку наземь, во мхи, лоцман поднялся на ноги и потянулся. — Завтра в Ниен отправимся.
— В Ниен? — сразу не поняв, возмущенно дернулся детина. — На шняве?!
Бутурлин со смехом помахал рукой у виска:
— Ну, ты уж совсем…
— Понимаю, — тут же спохватился Петруша. — Дурень! Так ты ж, господин капитан, скажи, объясни толком.
— Я и объясняю… А ты слушай! Да тут и объяснять-то нечего.
И впрямь, что тут было объяснять, когда и так все ясно! Ясно, что здесь, на шняве, вместо Бутурлина за старшего оставался Петруша Волк, как человек опытный и бывалый. Под его началом каперы и должны были продолжать лихие рейды, отпугивая, отгоняя от Ниена многочисленные торговые суда. Если какой-то удастся захватить — милое дело. Нет, ну, конечно, не хольк или пинас, и даже не флейт… а вот морской карбас — вот это бы в самый раз оказалось.
Таким образом, поручение воеводы Потемкина в этой сфере уже выполнялось очень даже не худо, без лишней крови и без лишних слов. Место в невской дельте — нахоженное, кораблей много — еще дня три-четыре такой деятельности, и всякий купец будет опасаться сунуться! И тогда, встревоженный сими недобрыми делами генерал-губернатор Ингерманландии гере Густав Горн, раз уж он тут, в Ниене, отдаст приказ изничтожить злодеев! Ну, пока суда снарядят, да, может, и посуху отрядец отправят — еще неделя-другая пройдет. А вот этого времени у шведов и не было! Правда, они пока об этом не знали. О том, что не сегодня-завтра выступит в путь войско воеводы Потемкина, ударит по крепости, разнесет все в пух да прах. Вот только ждет не дождется князь-воевода план крепости Ниеншанц, который, кровь из носу, а добыть надо как можно скорее. И вот этим-то делом и должен был нынче заняться Бутурлин, приступить без всякого промедления.
Опасно? Да. В Ниене Никиту многие знали, все ж таки — лоцман. Да еще, кстати, в прошлом году казненный, повешен прямо в крепости на Карловой башне! По крайней мере, по отчетам все обстояло именно так. Ах, Йохан, Йохан, дружище! Если бы не контрабандная медь, так и впрямь болтаться Никитушке в петле. И болтался бы! Но тут вон оно как все обернулось.
Узнает кто в Ниене — Йохану Фельтскогу не поздоровится! Не помогут и родственные связи. Особенно когда русское войско под стены Ниена придет, а уж это скоро будет, обязательно. Опасно, да… Не за жизнь свою Никита Петрович волновался — за дело. Коли схватят лоцмана — кто план добудет? Петруша Волк? Хм, однако, сомнительно. Самому-то еще над этим думать и думать. Пока — обратно, в Спасское, а там… А там не рассиживаться — думать и делать!
Ну, как же этот чертов план добыть? Специально попасть крепость, а потом рвануть в побег? Хм… говоря нерусским словом — авантюра! Явился в крепость, ага — нате, мол, ловите, я тот самый, недоказненный, недоповешенный… А ну-ка, скажите-ка, пожалуйста, сколько в крепости солдат да пушек, и еще позвольте угол наклона насыпи измерить… Да, и толщину главных ворот!
Так, может, лучше по-простому, как примерно и прикидывал? Не говоря худого слова, схватить кого-либо из гарнизона да выпытать? Можно, да… Только — смысл? Простые солдаты — да и офицеры тоже — много ли могут ведать? То, что они знают, знает и свинья.
До Спасского добрались на лодке, втроем — Никита Петрович и его верные слуги, Ленька с Игнатом. Заночевали у Алатыря Татарина, а уже с утра подались на пароме в город. Бутурлин в последнее время нарочно не подстригал бороду — зарос, а вот волосы, наоборот, обрезал в кружок и стал сам на себя не похож, особенно ежели натянуть на самые глаза шляпу. В таком виде лоцмана и мать родная не узнала бы… однако вдруг бы да кто б повнимательней пригляделся, да еще стал бы проверять… С другой стороны, Никита не был в Ниене уже больше года, старые-то знакомцы могли и подзабыть. Вон, как паромщик — здоровенный рыжебородый мужик в красной рубахе, подпоясанной желтым узорчатым кушаком. Не признал ведь, борода многогрешная! А ведь сколько раз Бутурлина допрежь того видал, не на пароме, так на той же пристани — несчетно!
— Прича-а-аливаем!
Ткнувшись в песчаную береговую полоску, паром вздрогнул всем своим остовом, сшитым из толстых сосновых досок. Соскочив в воду, на отмель, юркий помощник паромщика поспешно принял брошенные канаты — «концы» — привязал за вкопанные в землю бревна. Со скрипом упали сходни. Местные крестьяне, подхватив коней под уздцы, вывели на берег накрытые рогожками подводы. Следом спустились пешие.
— А вот кому сбитень, сбитень кому?
— Пироги, пироги с кашею!
— Калачи, калачи! Рыбники!
Тут же, у пристани, развернулся и небольшой торг. Продавали рыбу и дичь, деревянную посуду и кожи, глиняные свистульки, погремушки, сено и так, по мелочи. Основная торговля велась в городе, в лавках, или же на площади возле ратуши, прямо напротив моста, перекинутого через Охту к Ниеншанцу. Там же, на площади, располагался госпиталь и высокая лютеранская церковь немецкого прихода. Туда-то Бутурлин и отправился, вот уж там было что купить, несмотря на то, что до традиционной августовской ярмарки оставалось еще больше двух месяцев. Из Новгорода, Тихвина, Ладоги привезли старое сало, масло, лососину, деготь, смолу, пеньку, лен и лес, а также дорогие восточные ткани: шелк, плюш, дамаск. Окромя того еще продавали (как оптом, так и поштучно) шкуры, кожи, меха и холсты. Из Швеции же, из Голландии и Англии везли металлы: железо, медь, свинец, зеркала, кипы доброго сукно, бархат и шляпы.
Внимательно осмотревшись вокруг, Бутурлин дернул за локоть Игната:
ebooksa