– Значит, потому что в детстве вы видели отшельницу? Почему бы вам не рассмотреть обычную месть? Эти типы из сиротского приюта причиняли мальчишкам страдания при помощи яда паука-отшельника. Кто-то заставляет их расплатиться за их гнусности.
– Но одиннадцать пострадавших от укусов мальчишек ни при чем.
– А другой мальчишка? Тоже из приюта? Вы не заметили еще кого-нибудь поблизости?
Адамберг колебался.
– И кто же он? – спросил врач.
– Сын бывшего директора. Детский психиатр, одержимый мыслью о восьмистах семидесяти шести сиротах, о которых его отец заботился так, что перестал замечать собственного сына. Этот тип скачет без остановки, взвинчен до предела, очень одинок, обожает сладости и ненавидит банду пауков-отшельников.
– Которую его отец тоже ненавидел?
– Да. Отец делал попытки от нее избавиться, но безуспешно.
– От нее избавиться? Так почему бы сыну не завершить работу?
– Не знаю, – сказал Адамберг, пожав плечами. – Я ни с кем не говорил об этой версии. До вчерашнего дня мы разрабатывали версию пострадавших мальчиков. А сейчас я вижу женщину.
– Отшельницу. А об этом вы говорили?
– Тоже нет. Об изнасилованной женщине – да, но не об отшельнице.
– Почему?
– Потому что она в тумане. Это всего лишь пузырек газа, а не мысль. А я и так уже завел свою команду в тупик.
– И поэтому теперь вы вдруг стали осторожны.
– Да. Мне перестать? Следовать за ветром, поднять паруса?
– А к чему вы сами склоняетесь?
– Устранить отшельницу, которая затягивает меня в туман.
– Напрасный труд.
Врач взглянул на экран мобильника и снова расхохотался. Адамбергу нравились люди, которые умели смеяться от души. Сам он не умел.