Милицейские были

— Я на самом деле Бирюнов Иван Афанасьевич, — сказал он, не посмотрев даже на воду.

— Расскажите, как стали Иванковым?

— Долгая это история.

— Начинайте, что называется, с начала!

— Тогда слушайте, — сказал задержанный, плотнее усаживаясь на стуле. — Отец мой умер сразу же после гражданской. У матери было много детей. Учиться я не мог. Пошел на заработки. Пас скот у богатых людей, а потом работал в колхозе. В 1934 году, когда мне уже было семнадцать, поехав в Лесное, чтобы поступить на работу и, возможно, учиться. Жил я в Лесном у своей сестры и зятя. Но не суждено мне было пойти на работу. Встретил друзей, которые втянули в неприятную историю.

— Какую же?

— Сначала пригласили выпить. Первый раз я познал вкус спиртного. Жизнь, до этого тяжелая и сложная, вдруг показалась лучше и веселей. В этой пьяной компании забыл я все свои невзгоды. Мне казалось, что эти парни, напоившие меня водкой, понимают цель жизни и берут от нее все то хорошее, что она может дать. А самым хорошим в жизни мне тогда казалась вкусная еда и веселая компания. Я и фамилий-то этих парней не знал. Звали их: одного, такого рыжего, веснушчатого, Сенькой; мордастого, толстого, губастого, с носом, похожим на картошку, и облезшей от лишая головой, Генкой. Этот Генка после очередной выпивки сказал мне: «Ну, так вот, Афанасьевич, сегодня будет твое первое крещение. Посмотрим, какой ты герой». Он ударил меня в грудь, и я упал. «Для начала поставим тебя на шухере. Только смотри, сдрейфишь, мокрое место из тебя сделаю. Понял? Думаешь, зря тебя поить будем?» Я поднялся, еще споткнулся и оказался в объятиях Сеньки. Тот толкнул меня так, что я снова упал. При этом он сказал: «Не дыши на меня буфетом». Так, накормили они меня, напоили да еще и побили. А когда я стал возмущаться, Генка сказал: «Ничего, это мы проверяем тебя. За все нам отработаешь, понял!»

На «дело» шли поздно вечером. Дул сырой, пронизывающий ветер. Я ежился, в голове кружилось, ноги переступали неуверенно. Сенька говорил, что, наверное, без мокрой работы не обойдемся. В квартире есть золото и много денег.

Подошли к одному дому с садиком, обнесенным забором, на окраине города. Меня поставили у калитки, приказали подать сигнал, если кто появится, а сами пошли во двор. Я слышал разговор. Видно, хозяин дома был им знаком, потому что открыл дверь. Потом я слышал стук, выстрел и крик. Мне стало страшно, и я ждал, когда это все кончится. Но в это время откуда-то появилась милиция. Я спрятался в куст сирени у забора, меня не заметили и направились прямо в дом. В доме сразу открылась стрельба. А я испугался и убежал в сторону огородов. Там, в кустах, переночевал, а утром пошел к тому злосчастному дому. Там оказалось много народу, и из разговоров я узнал, что ночью убиты мужчина, женщина и их дочь. Также узнал, что в перестрелке убит один грабитель, а другого задержали. Думаю, раз схватили одного, значит, и на меня покажет. И я решил бежать в Харьков, где жила моя тетка с сыном.

Перед отъездом заглянул на Сухаревский рынок. У киоска познакомился с молодым парнем, который брал водку. Разговорились. Выпили за киоском и познакомились. Фамилия его Иванков, такой же, как и я, почти безродный. У меня мелькнула мысль завладеть его паспортом. Я знал, что меня разыскивают, и паспорт на чужую фамилию мне был очень нужен. Хотел споить его и вытащить паспорт, но не удалось. Поэтому пригласил его в Керчь, обманув, что там хорошие заработки. Договорились о встрече в Керчи, а сам уехал в Харьков. Тетка жила на Сумской, я не решился идти к ней, зная, что меня могут разыскивать и устроить засаду, чтобы меня схватить. Я сидел в сквере и наблюдал за домом, ожидая, пока выйдет Вовка, сын тетки, чтобы встретиться с ним в городе. Сидел так до вечера и все же дождался. Вовка вышел, и я ему рассказал о своем положении. Он отвез меня к своим знакомым на станцию Лосеве. Там я переночевал, тетка прислала денег, и я уехал в Керчь, как мы с Иванковым условились…

Слушая эту исповедь, полковник изучающе посматривал на задержанного. Неожиданно он сказал:

— Нехорошо, вы говорите неправду!

Преступник удивленно посмотрел на полковника, видимо соображая, что ответить.

— Нет, я говорю правду.

— Но какая же это правда? Посудите сами: вы приехали в Харьков, проявили такую осторожность, не пошли даже на квартиру к тетке. Значит, вас уже обучили раньше этой элементарной мере предосторожности. А из этого вытекает многое: во-первых, сомнительно, что вас с первой же встречи в Лесном дружки пригласили «на дело». Конечно же, вы до этого с ними давно были знакомы! Во-вторых, нельзя поверить, что ваша роль в убийстве и ограблении семьи ограничивалась только стоянием на «шухере». Неверно и то, что вы ушли с места происшествия, не узнав судьбы своих соучастников. Это не вяжется с законами преступного мира. Вы не могли их оставить, даже если это вам угрожало быть убитым!

Лицо Иванкова скривилось в неприятной гримасе. Он с минуту сидел в раздумье, потом удивленно посмотрел на полковника. Полковник заметил минутную растерянность преступника. В нем явно боролись два чувства: стремление не выдать личных тайн и тем самым уйти от ответственности и одновременно боязнь запутаться на следствии и быть разоблаченным во лжи, что является отягощающим вину обстоятельством.

Буланенков и построил допрос в расчете на такое двойное положение преступника, которое все равно должно привести его к осознанию бессмысленности запирательства и к чистосердечному признанию. Но задержанный, подумав, сказал:

— Я говорю правду.

Буланенков почувствовал неуверенность в его голосе, но не стал настаивать на своем.

— Хорошо, если не хотите сказать правду, давайте перейдем к керченскому периоду вашей жизни. Расскажите о вашей встрече с Иванковым в Керчи.