— О боги, мои пальцы!
— Как они освободились-то?
— Сумаэль.
— У этой сучки был ключ.
— Где она только этот тесак раздобыла?
— Она мои пальцы оттяпала. И где теперь их искать?
— Тебе не все едино? Обратно-то их уже не приставишь!
— Он проломил обшивку! — выдохнул промокший стражник, выползая из носового люка. — Внутри все затоплено!
В подтверждение его слов «Южный Ветер» снова тряхнуло, палуба накренилась так, что Триггу пришлось схватиться за скамью, чтобы устоять.
— Спасите нас боги! — заверещал один из прикованных гребцов, царапая ногтями ошейник.
— Мы тонем? — спросил другой, выкатывая глаза.
— Что же мы скажем Шадикширрам?
— Дери его боги! — заревел Тригг и с размаху саданул макушкой Ярви по круглому торцу весла — в голове бывшего короля вспыхнуло сияние, а рот обожгло кислой желчью. Затем надсмотрщик свирепо бросил его на палубу и без лишних слов принялся душить.
Ярви отбивался, позабыв все на свете, но под тушей главаря стражников не было сил на вдох, и перед глазами померкло все, кроме брызжущего слюной Триггова рта. И тот расплывался, раздвигался, словно устье туннеля, по которому Ярви неудержимо тащило вперед.
Он обманывал Смерть за последние насколько недель с полдюжины раз, но, каким бы сильным иль умным ты ни был, насколько бы ни был добрым твой меч и какая бы добрая погода тебе ни сопутствовала — никому не удастся ее обманывать вечно. Герои, Верховные короли, праматери Общины — все переступают порог ее двери, и она не делает исключений для одноруких мальчишек с длинными языками и мрачным нравом. Черный престол так и останется у Одема, отец — не отомщен, клятва — не исполнена навеки…
А затем, сквозь гул, сквозь стук крови в висках, Ярви услышал голос.
Это был ломаный, шипящий скрежет, шершавый, как брусок пемзы для чистки палубы. Ярви не удивился бы сильней, будь он голосом самой Смерти.
— Вы что, не слыхали Шадикширрам?
Напрягшись, Ярви разлепил мокрые от слез глаза и с трудом скосил взгляд в ту сторону.
Посередине палубы стоял Ничто. Его сальные, облезлые волосы были откинуты назад, и Ярви в первый раз увидел его лицо. Изломанное, скособоченное, кривое, иссеченное, щербатое и перекрученное, и на нем влажным блеском сверкали широко распахнутые глаза.