Франческа

— Просто не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — сказала Чарли. Она взяла чашку и уселась за стол. — Есть ли научные исследования, доказывающие это?

— Доказывающие что? — переспросила Кристина.

— Что женщины хуже всего поступают с женщинами.

— Но ведь это все знают, — ответила Кристина, многозначительно воздев глаза к небу.

Чарли хотела сказать, что это не работает в качестве аргумента, однако поняла, что это напрасная трата времени. Кристина совершенно невосприимчива к таким вещам, как факты и статистика. Ей вполне хватало собственной нерушимой убежденности.

— Предположим, что вы правы, — заговорила Чарли, — но если женщины действительно больше говорят плохого о других женщинах, чем мужчины, то это, вероятно, объясняется устройством всего общества.

— Не понимаю, что тебя так возмущает, — подал голос Хенрик. — Мы не единственные, кто считает, что с женщинами поступают беспощаднее всего сами женщины.

— Это неудачная стратегия защиты — возразила Чарли, — прикрываться тем, что многие другие тоже ошибаются.

Ее по-прежнему интересовал вопрос, куда делся тот человек, которого, как ей казалось, она знала. Она пришла все к тому же неутешительному выводу: его никогда и не существовало.

Глупость Кристины раздражала ее несколько меньше. Кристина не участвовала в оперативной работе и не знала, на что способны мужчины. Она не занята расследованием дела, где двух молодых женщин выбросили в лесу, словно мусор. Ей не приходилось допрашивать глубоко травмированных жертв изнасилования или заниматься детьми, чьи отцы убили их матерей у них на глазах. Она просто человек, лишенный аналитических способностей, — такой человек остается слепым даже перед лицом очевидного.

— Надеюсь, мы единодушны в одном, — сказала Чарли, — что побои, изнасилование и убийство хуже, чем говорить о ком-то плохо.

Кристина сказала, что в этом они точно единодушны.

— Прекрасно, — ответила Чарли. — Женщины не убивают, не насилуют, не избивают. Все это проделывают с женщинами мужчины.

— Мы не совсем это имели в виду, — проговорил Хенрик.

— Тогда я, наверное, чего-то не поняла. Мне показалось, вы сказали, что к женщинам беспощаднее всего женщины.

— С тобой невозможно обсуждать такие вещи, — сказал Хенрик.

— Взаимно, — ответила Чарли. — И кстати, я вовсе не верю в то, что женщины льют друг на друга больше дерьма, чем мужчины. Я встречала достаточно мужчин, чтобы знать — у большинства из них внутри сплошное дерьмо.

Она встала, взяла чашку и вышла из кухни.

— Я закончил, — сказал Чалле, когда она проходила мимо его кабинета. — Заходи, Чарли.

Чарли уселась на стул напротив Чалле. Много раз она сидела здесь за конструктивными разговорами с начальником, здесь ее хвалили, повышали в должности и сообщали о повышении зарплаты, однако больше всего ей помнились неприятные разговоры. По поводу ее привычки употреблять алкоголь после корпоратива, о ее непрофессиональном поведении при расследовании дела Аннабель и последний разговор по поводу отпуска. Внезапно она почувствовала, что больше не может. Нет сил обороняться, умолять о том, чтобы ей дали поработать, заверять начальника, что все хорошо. Потому что все не хорошо. И прежде чем Чалле успел открыть рот, она заявила, что подумала. Чалле развел руками и попросил ее рассказать. О чем она подумала?