— Дети… умеют прощать, — сказала Чарли.
— Не все, — возразила Сюзанна.
Некоторое время они сидели молча.
Чарли простила Бетти за все те выходки, которые та устраивала на своих вечеринках, за те дни, когда она просто лежала в кровати, не отвечая на прямое обращение, за все пропущенные родительские собрания, за все несостоявшиеся походы и поездки. Она простила, потому что поняла — Бетти не такая, как все, она не могла по-другому. Но потом, после того, что всплыло этим летом… все же есть границы того, что можно понять и простить.
— Ты всегда была терпимее к своей маме, чем я к своим родителям, — продолжала Сюзанна. — Ты так о ней заботилось, просто… просто сердце разрывалось смотреть. Помню, я задумалась над этим уже тогда — типа странно, что ты можешь быть настолько понимающей, в смысле — Бетти же… она была вроде моих предков, но у меня не было того терпения, как у тебя.
— Бетти оказалась куда хуже.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что она… она совсем не такая, как я думала.
Чарли тут же пожалела, что начала этот разговор, но затормозить уже не могла.
— Моя мама и мама Аннабель дружили в детстве, — проговорила она.
— Нора Роос? — удивилась Сюзанна. — Вот бы никогда не подумала. Но что в этом такого ужасного?
— Они убили маленького ребенка.
Сюзанна уставилась на нее.
— Не поняла, — пробормотала она. — Что-то я не догоняю, Чарли.
— Мама и Нора убили двухлетнего мальчика, когда были детьми.
— Что ты такое говоришь? Как это?
— Задушили его — вернее, по словам Норы, его задушила Бетти.
Сюзанна побледнела. Бросила взгляд на стену, украшенную фотографиями, где все ее мальчишки еще были щекастыми младенцами, лежащими на овечьих шкурах.
— Зачем?
— Если верить газетным статьям того времени, они заигрались и не смогли остановиться.