«Жив, жив, жив, – билась в голове единственная мысль, – неужели жив?»
Пустота втягивала его в себя, как черная дыра, и единственным, что как-то связывало его с реальностью, была зажатая в руках каска. Он стремительно летел навстречу ослепительному свету, или свет летел навстречу ему – было совершенно не понять. И вдруг – свет и звук нахлынули разом, оглушили, и ослепили, и швырнули на дощатый крашеный пол диорамы. Тяжесть, наконец, вырвалась из рук и рассыпалась по полу грудой белых невесомых хлопьев.
– Ну ты, парень, совсем без головы, – воскликнул старший монтажник, – разве ж так можно – в ненастроенный аппарат?
– Да он замерз, как цуцик, – заметил второй.
Сержа колотила крупная дрожь, и не только от холода. Голод превратился в почти звериное чувство.
– Тащи плед и термос, – приказал старший, и второй умчался в сторону киноаппаратной.
Плюща сапогами рассыпанный попкорн, монтажник усадил Сержа обратно в кресло.
– К-как вы меня оттуда вытащили? – спросил Серж, недоуменно ощупывая непросохшие джинсы.
– Откуда? – не понял монтажник.
– Н-ну… оттуда… Из сорок второго…
Спаситель похлопал его по плечу:
– Эх ты, паря! Начитался фантастики. Это ж тебе не машина времени. Это гипнорама. Понимаешь? Гипноз. Модулированное излучение на альфа-частоте, усиливает воображение и восприятие, и больше ничего.
Второй монтажник, вернувшись, набросил на Сержа колючий потертый плед и плеснул из термоса в чашку горячий кофе.
– Н-ничего?.. Ничего н-не было?.. – переспросил Серж, стуча зубами о пластмассовый край чашки.
– Ну… – монтажник помоложе неопределенно развел руками, – как «не было»… Ведь было же когда-то…
– А бабка? Моя бабка? Я ее видел. Только маленькую совсем…
– Э-э, брат. Нечего бездумно в неотрегулированный аттракцион лезть. При такой силе излучения не то что бабку – Рюрика увидеть можно. Генетическая память пробуждаться начинает.
– Генетическая?
– Именно, паря. Кровь – она все помнит.
Техник рассказывал еще что-то, постепенно расходясь и размахивая руками, но Серж уже не слышал его. Зажав горячую чашку в ладонях, он отрешенно смотрел и смотрел на освещенную надпись у края диорамы «Никто не забыт, ничто не забыто» – словно только сейчас постиг ее истинный смысл.
ebooksa