Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде»

22
18
20
22
24
26
28
30

– Здрасьте, товарищ старшина! – сказал Серж.

– А, крестник! – узнал Дзыбин. – Оклемался? Куда это вы немца тащите?

– В штаб батальона, замполит приказал. А вы куда?

– А мы вам патроны несли, только вот один я остался – товарища моего снайпер подстрелил. Теперь тяжеловато тащить, запарился. Отдышался чуток, теперь поползу напрямик, так скорее. Ну, прощай, Валюха-муха.

Дзыбин порылся в карманах и выудил половинку сухаря.

– На вот, муха.

– Спасибо, дяденька старшина. А табачку не будет у вас для Курта?

– Это фашисту-то?

– Ich nicht faschist, – сердито заявил Курт, – nicht nazi, nicht SS! Ich genau derselbe als du! Der mann!

– Ишь ты, – усмехнулся старшина, – дер манн. По-ихнему – человек. Ладно, шут с тобой, человек. Кури, не поперхнись.

Дзыбин выдал немцу кусок бумажки и табаку и даже поднес прикурить самодельную зажигалку. Потом кивнул и поволок ползком тяжеленные ящики напрямую через пустырь.

– Обиделся твой Курт, – усмехнулся Серж, глядя, как немец нервно попыхивает самокруткой, шмыгая острым ястребиным носом.

– Конечно, обиделся, – сказала Валюха. – А ему, думаешь, приятно? Для своих – предатель, для наших – тоже. А он просто понимает, на чьей стороне правда. Верно, Курт?

И тут позади грянул взрыв. На стену воронки шлепнулся и с грохотом съехал вниз разбитый круглый магазин ППШ. Курт от неожиданности выронил самокрутку в снег.

– Дзыбин! – крикнула Валюха и рванулась к старшине.

Серж едва успел схватить ее за ногу и вернуть в воронку. Приподняв голову, он увидел шагах в двадцати, на белом полотнище пустоши, грязно-бурое пятно с ошметками тряпья.

– Мины, – сказал он. – Там были мины.

– Пусти! – пищала Валюха. – Пусти!

– Не надо тебе туда. Понимаешь? Видеть этого тебе не надо.

Девчонка затихла, тихонько всхлипывая.