Никта

22
18
20
22
24
26
28
30

Хотя, если по округе больше не будет носиться голодный многоколенчатый хищник, он готов согласиться на эти условия. Но, Оникс резонно подозревал, что хищник никуда не денется, просто он станет хуже видеть его.

Оникс решил не терять времени и насладиться бытием простых смертных. Он пустился в импровизированный танец прямо под ливнем посреди улицы, обняв в воздухе воображаемую партнершу. Дождь перестал казаться ему теплым, но Ониксу было все равно, он улыбался и вальсировал. Он попал в город, в котором по улицам ходили люди, а не монстры. И пусть эти монстры — истинные лица тех людей, он ничуть не жалеет о том, что перестал их видеть. Всюду лица, обычные человеческие лица — с глазами, носами и ртами. Эти лица поглядывали на него с осуждением, но все же старались изобразить равнодушие. В солнечный день Оникс привлек бы куда меньше внимания. Может, кто-то даже присоединился бы к нему, организовав незапланированный флэш-моб.

Так, пританцовывая, он и направился домой, на свой уютный чердак с маленьким квадратным оконцем на каждой стороне, переставший быть пещерой.

Статуи безмолвно и недвижимо смотрели каждая в свою сторону. «Какие же они уродливые», — неожиданно понял Оникс. — «Неудивительно, что их никто не покупает. Я бы и сам не купил, да и на выставку не пришел бы».

Он нашел в студии пару холстов и накрыл каждым по статуе, но остальные продолжали осквернять своим омерзительным видом его дивный новый мир. Оникс взял из шкафа в кухонном углу молоток, подбежал к одной из скульптур и ударил по ней изо всех сил. От статуи откололась голова, и из шеи теперь торчала только согнувшаяся проволока. Оникс бил скульптуру снова и снова, пока на его руке не повисла Мари.

— Что ты делаешь? Остановись, остановись!

Оникс опустил руку с молотком. Он ничего не ответил жене, только пнул осколки прочь от себя.

— Ты ведь так долго работал над ней, чем же она тебе не угодила? — причитала Мари. — О нет, любовь моя, только не говори, что ты хочешь разрушить их все!

— Именно, — ответил Оникс, мягко отодвинул жену и принялся молотить очередную статую. Мари закрывала лицо руками, она не хотела видеть этого бессмысленного вандализма.

— Пусть их никто не покупает, — сказала она, когда он превратил гидру в ворох черепков. — Они же не понимают, какой ты гений. Лет через десять поймут, и твои статуи будут стоить по сто тысяч евро каждая. А ты будешь смеяться, вспоминая ту историю, когда на твою выставку пришло четыре человека!

— Я не буду смеяться, пока я делаю вот этих уродцев, — он ударил следующую статую. — Только сам служу посмешищем. Пришло время делать кошек для дамских будуаров.

— Ты больше не хочешь лепить с моей натуры? — Мари удивленно подняла брови, и в следующую секунду изобразила глубочайшую обиду. Кто знает, может, ей и вправду было больно осознать это.

— Маленький творческий перерыв, Мари, — сказал Оникс, разделавшись с третьей скульптурой. — А потом я сделаю статую, глядя на которую ты и забудешь, где настоящая ты — в плоти или в глине.

— Ну, хорошо, — ответила та. — Но, пожалуйста, милый… Сделай небольшой перерывчик и еще раз все обдумай. У тебя же аффект… Ты не понимаешь, что творишь. Будешь делать кошек, собачек, да хоть жирафиков — но зачем старые-то разбивать? Давай отдохнем, выпьем кофе.

— Да не люблю я кофе! — вскричал Оникс, заставив Мари исчезнуть со сцены. Она решила, что лучше не спорить с человеком, у которого в руках молоток.

Оникс даже не подозревал, насколько легким окажется разрушение в сравнении с созиданием, причем речь шла не о физическом чувстве. Его переполняла свобода, несмотря на то, что он готовился продать свой талант конвееру по производству шаблонных кошек.

— Мне больно, — услышал он нечеловеческий хрип. Скульптор обернулся и пошел на звук. Хрип исходил от крупного осколка — одна из голов гидры. — За что, создатель?

Оникс взял глиняную голову обеими руками. Гидра была не самым мерзким из его творений, хотя попалась под горячую руку одной из первых.

— Хорошо, ты имеешь право на вторую жизнь, — сказал он, убрав голову статуи на полку. — Ты будешь как новенькая, стократ лучше прежнего. Не стыдно будет показать. Я тебе даже крылья сделаю…

Ноги его ослабели от усталости, а голова потяжелела. Перед глазами замаячила картинка, похожая на символ трефовой масти; почему-то она вызывала у него тревогу. Возможно, Мари права. Утро вечера мудренее, можно и прилечь, а завтра разделить статуи на две группы — те, что еще можно спасти переделкой, и те, которые закончат свой жизненный путь в качестве осколков на дне мусорного бака. Оникс завалился на постель.