Аннотация 1: Скульптор Оникс благословлён (или проклят?) Никтой — матерью кошмаров, смерти и раздора. На свой лад она исполняет желания своих избранников, дарует способность видеть незримое — призраков и других потусторонних существ, но одновременно погружает в безумие.
Однажды Оникс решает поделиться своим секретом с Катрин, гадалкой русского происхождения, но та не верит ему. И тогда скульптор делится с девушкой своим чёрным даром, тем самым превращая её жизнь в психоделический кошмар.
Париж открывает свои истинные улицы — с кровоточащими стенами и потерявшимися мертвецами. Возможно ли, погрузившись во Тьму, не только не сойти с ума, но и найти свет внутри себя?
Аннотация 2: Однажды в наш мир прорвался Хаос. Один смертный пытался его покорить, другой — ублажить, третий — понять, четвертый — изгнать. Успеха достиг только тот, кто открыл простую истину: самая черная тьма не в неведомой силе извне, а в нем самом…
Иллюстрации: Марика Становой.
Мерлин Маркелл
Никта
Гипнос
На чердаке старого пятиэтажного дома, прозябавшего в одном из пригородов Парижа, никому не известный скульптор трудился над очередной статуей своей жены. Жена, которую звали Мари, недвижимо сидела на деревянном ящике. Раньше этот ящик служил для перевозки фруктов, сейчас — для хранения хлама, который скульптор считал памятными вещицами.
Когда его немногочисленные знакомые, придя в гости, удивлялись отсутствию нормальной мебели, скульптор называл себя интерьерным минималистом и тем самым пресекал все лишние расспросы. Таковое самоназвание не мешало ему питать неуемную слабость к вещам, слишком новым, чтобы считаться антиквариатом, но уже слишком старым, чтобы ими пользоваться. Они и лежали в ящике, который служил Мари пьедесталом уже много дней подряд и будет, по всей видимости, ее сиденьем еще долго. Статуи никак не хотели получаться похожими на нее — да что там, хотя бы похожими на человека.
Гротескные и уродливые формы, которые принимала глина на каркасе из досок и проволоки, больше походили на монстров, которых Мари видела в кино. Но, она беззаветно верила, что однажды скульптор сможет воссоздать точную копию ее худого от скверного питания тела и войдет в историю как Микеланджело двадцать первого века. Пока что ваятель был совершенно невостребован, потому и обретался вместе с женой на обшарпанном чердаке, где постоянно капало с потолка, а стенами между комнатами служили дешевые бумажные ширмы из «Икеи».
Скульптор сделал шаг назад, критически осматривая свое творение в полумраке. Вялый луч света из чердачного окна, освещая целый рой пыли, упал аккурат на морду новой статуи. Свет придал ее глазам хмурое выражение, очерчивая глубокие тени под грузными веками, и скульптор сделал еще несколько движений резцом, снимая лишнюю глину.
Настоящего его имени никто не знал. Он постоянно представлялся то одним, то другим. Даже Мари, будучи его женой неофициально, знала скульптора только по псевдониму — Оникс. Как он сам когда-то рассказал ей, прозвище придумал учредитель его первой выставки. На открытие пришло всего четыре человека, из которых трое были друзьями этого самого учредителя.
В то время Мари еще не была его натурщицей, но уже тогда уверяла себя, что только с искренней помощью настоящей женщины мужчина сможет добиться успеха. И Мари делала все, что в ее силах, то есть сидела на ящике каждый день по несколько часов, а когда не сидела — готовила, убирала и набирала тексты на стареньком ноутбуке, который постоянно вис. Один евро за тысячу символов.
Оникс смотрел то на жену, то на свою статую усталыми глазами с широченными зрачками, почти без радужки. Мари трактовала этот взгляд как знак особой влюбленности, ведь она прочла в интернете, что когда человек смотрит на что-то приятное, его зрачки расширяются.
— Почти готово, — сказал он. Монстр, сидевший на ящике, вздрогнул и вытянул к нему голову на тонкой изогнутой шее, угрожающе вращая глазами и скаля пасть. Оникс почуял зловонное дыхание из его глотки и поморщился, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. Кто знает, что на уме у этой твари.
— Тебе нужно еще немного постараться, котеночек, — проворковала Мари. — Сам посмотри, шея слишком длинная… то есть, я хотела сказать, совсем чуть-чуть. И опять ручки кривоваты. Давай подправим, солнышко? Бернар примет твою работу, если все-все будет идеально, ты ведь помнишь?
— Она и так идеальна, — довольно произнес творец.
О, эти коленчатые лапы, как прекрасно они вышли! Тварь будто готовится к прыжку. Если ее хорошенько раскрасить, статую будет не отличить от живой. Хоть в музей ужасов сдавай. Глиняный прищур узких глаз смотрел на него, будто что-то замышляя.
«В следующий раз попрошу ее открыть рот. Я хочу вылепить пасть со всеми этими рядами клыков», — подумал Оникс. Его рука не удержалась от того, чтобы снова не взять резец. Сколько ни работай, каждый раз хочется добавить что-то еще. Сейчас ему пришло в голову, что будет неплохо выдавить чешую на поверхности, чтобы еще больше приблизить скульптуру к оригиналу.
— Можешь идти, Мари.