— Можешь не опасаться за мою душу, еретик! — резко ответила девушка, и последнее слово прозвучало точно удар хлыста.
Эльмо даже вздрогнул.
— Я тебя не боюсь, — сказала она, сощурив глаза.
— Зато я боюсь
— Ты уже почти труп, — она стояла у противоположной стены — гордая, красивая.
— Я бы сказал, пепел трупа, — серьезно уточнил пленник.
— Так чего же тебе бояться меня или кого бы то ни было? — усмехнулась Кларисса.
— В жизни всегда есть место страху, — он закрыл глаза. — И надежде тоже.
Долгое время оба молчали, потом Эльмо приоткрыл один глаз и спросил:
— Может, все-таки задашь свой вопрос? Или тебе нравится здесь стоять?
Щеки девушки покрылись румянцем.
— А ты наперед знаешь все, что я хочу спросить?
Чародей лукаво улыбнулся и промолчал.
— Хорошо, — от напряжения у Клариссы заболела голова; она вытянула шпильки, и длинные черные волосы рассыпались по плечам. — Я хотела… спросить… правда ли, что вы верите в Единого, но…
Эльмо смилостивился и ответил прежде, чем ей пришлось произнести вслух слова, за которые вполне можно было попасть на костер:
— Правда. Чистая правда. Мы верим и в Единого, и в Стражей. Но Единый слишком далеко и молитв не слышит — ни наших, ни ваших.
Кларисса ошеломленно уставилась на него:
— Как это?
— На границе Великого леса есть храм Радуги… или, вернее, дом Радуги — так у нас принято говорить, — он говорил очень тихо. — В этом Доме нет ни одной вещи из золота или серебра, ни одного драгоценного камня — только камень и дерево. В главном зале есть девять колонн, и если обойти их все, то можно прочитать вот что…
Эльмо набрал воздуха и заговорил нараспев: