Ангелофрения,

– Мы грядем… – из черной глубины, лежащей впереди.

Магдалина остановилась, повела факелом, надеясь разогнать сгущающуюся вокруг нее тьму. Каин и Адам прижались к кузине с двух сторон.

– Магдалина, мне страшно! – прошептал Адам. – Я не хочу играть в путешественников!

Затрепетали бинты, грязными лентами свисающие из ниш. Пальцы мертвой руки с мерзким скрипом сжались над головой Магдалины в кулак.

Магдалина рванулась вперед, вслед за крысами, увлекая за собой младших кузенов. Боковым зрением она увидела, как в одной из ниш кто-то силится сесть.

Вокруг все стенало и охало. Словно беглецы перенеслись из известняковой утробы в забитый ранеными полевой госпиталь. В этих звуках было столько боли и тоски, что сердце и мысли цепенели. Ноги вязли в известняковой крошке, а руки опускались. Хотелось сесть на пол, прижаться спиной к холодному камню и позволить ему выпить всю жизнь.

– Мы тебя запомнили, – прохныкал кто-то старческим, полным бессильной ненависти голосом. – И тебя… и тебя…

Тьма развернулась нетопырьими крыльями, обдала ветром со смрадом помойки. Магдалина взмахнула факелом, и тьма пугливо отпрянула, впиталась в обжитую разноцветной плесенью стену.

– Вернемся-вернемся-вернемся, – монотонно требовал Каин сквозь слезы.

– Магдалина-Магдалина! – вторил брату Адам. – Мы хотим домой!

А там, за помятой стальной дверью, Мохам растягивал синие губы в злорадной ухмылке. Он не сомневался, что беглецы повернут.

– Не бойтесь! – Магдалина шагнула вперед. – Их время еще не пришло! Не бойтесь же!

– Грядем! Запомнили! Грядем! – звучало со всех сторон.

Но они уже дошли до конца захоронения. Еще шагов двадцать, и ниши исчезли.

Коридор закончился стеной с ветхой двустворчатой дверью. Дверь была заперта, причем снаружи. Но свет факела выхватил кирку, оставленную в углу кем-то предусмотрительным.

Магдалина просунула стальную полосу между створок, налегла на перетянутую пыльной бечевкой рукоять. Заскрежетало железо, лопнула ржавая замочная скоба.

Предрассветный час был беззвучен, и тишина внушала обманчивое чувство безопасности. Не стрекотали цикады, ветер не тревожил раскидистые кроны. Шумные паромобили еще не выползли на дороги, город молчал.

Это была запущенная аллея на окраине Центрального парка. Магдалина, Каин и Адам вышли в редеющий сумрак, словно новорожденные: грязные, испуганные.

Совсем другие.

Совсем не те, какими они были, входя в подземелье.