Все вокруг называли его морем, но названия мы не знали, и знать его нам было не положено. Мне больше нравилось называть это огромное, смирное чудовище океаном. Чудилось, что его близким побережьем завершается все обжитое, привычное, разведанное. А за его водами нет более ничего, океан – край света, край жизни, упругая вечность, которая может обнять и обласкать наши тельца, а может и задушить, утопить в бездонной пучине.
Океан был бесконечным и серым, как моя жизнь. Он был глубоким и бессильным, как любовь Доктора. Он был угрожающим, огромным и бездушным, как война, которая управляла всем и всеми вокруг, без изъятия. «От себя не уплывешь», – сказал мне океан. Мне хотелось ему возразить, но совсем не было воли.
«Ты вот что: сдай Котенка с потрохами Доктору, иди Майору, иди Полковнику – и спасешься если не от войны, то от ямы. От себя не уплывешь, а от судьбы – можно», – прошелестел океан прямо мне в ухо.
В какую сторону плыть, вот в чем вопрос.
Меня тянуло поговорить с Красавчиком, но проклятая служба отняла кучу времени. Плюс все эти события последних часов. Я едва успел ночью обработать ранку на его голове, уложил пушистика спать. А дальше, до обеда, все у меня было расписано чуть не по минутам.
Но даже те несколько фраз, которыми мы обменялись за это время, – они обеспокоили меня. Что-то было не так. Красавчик был внимателен, но холоден и рассеян. И у меня в груди разлилась тревога. Я всегда ругал себя за излишнюю мнительность, мне часто кажется, что люди скрытны, себе на уме, настроены против меня. Особенно больно, когда в этом подозреваешь тех, кто дорог.
С того момента, как Красавчик вернулся в медсанчасть, между нами, неизвестно отчего, возникло отчуждение. Ну я сразу признался ему, что виноват. А что в ответ? Я-то ждал, что Красавчик бросится мне на шею, прижмется ко мне своим прекрасным тельцем, успокоит меня прощением. Ничего подобного. Он как будто жил чем-то совершенно другим. Моя вина, мои терзания – он их видел, но не откликался на них. И это добавляло терзаний.
После обеда, наконец, я примчался к нему. На языке вертелись горячие, обжигающие слова, и больше всего в жизни мне хотелось, чтобы Красавчик стал прежним – доверчивым, стеснительным, любящим, слабым. Он сидел на кровати, смотрел DVD, – свои любимые детские мультики, – и был несколько бледен. Я измерил его температуру, давление – все в норме. Уговорил пойти ко мне в кабинет, выпить чаю, у меня для этого был оборудован уголок – пара кресел и столик.
«Что с тобой? – печально спросил я. – Ты сам не свой. Молчишь, как чужой».
«Немного болит голова».
«И все? На меня не дуешься, точно?»
«Точно».
Он смотрел куда-то сквозь меня. Он не думал обо мне. Я обозлился и принялся яростно размешивать сахар в стакане с чаем.
«Скажи, – вдруг спросил Красавчик, – а что там, за морем? Что за земля?».
«Это тайна. Если я ее тебе открою, меня могут расстрелять. Никаких проблем. А почему тебя это интересует?»
Красавчик помолчал, откинувшись в кресле.
«Мне надоело здесь, – нехотя произнес он. – Мне надоели косые взгляды, сплетни. Надоело быть как на привязи. Надоело быть собой. Я думаю, что где-то есть места, где все по-другому. Другая жизнь».
«И другая любовь?», – горько уточнил я. Красавчик будто не услышал, это у него стало хорошо получаться.
«Здесь я будто бы каждую минуту оправдываюсь, что я такой, какой есть. Все время чувствую, что я здесь случайно. И все здесь случайно, от безысходности».
Я задохнулся.