Котенок снова из окна высунулся, сказал: «Не дергайся, Буйвол, не дергайся, тихо ты, ждем Майора». Долго глядел куда-то в дождь, потом на меня уставился. И спрашивает: «Вот скажи, Буйвол, если бы ты жил в океане, то кем бы ты хотел быть – маленькой рыбкой или акулой?».
«Шел бы ты лесом», – ругнулся я.
Ругнулся, а сам задумался. Делать-то особо нечего.
Маленькой рыбкой быть – да ну его. Зазорно. Каждый тебя обидит. И силы в тебе никакой. Хотя, с другой-то стороны, если рассудить, у маленьких шустроты-то куда больше. Того же Котенка возьми. В лагере за слабака держали, поддразнивали. А убежал – догнать не можем, знай только, мертвецов собираем. Маленькие – они незаметные. Им много не нужно. Они свободны, живы – тем и счастливы.
А взять акулу. Ну, страшная. Кого догонит – тем и сыта. Управы на нее вроде бы не имеется. Управа ей – она сама. Коли сама себя, свой желудок не обуздает – всех вокруг пожрет да вслед за ними и концы отдаст. Выходит, страшная эта акула жива да счастлива, только пока вокруг нее маленькие рыбки живы. А это тоже зазорно. Очень зазорно большому хищнику от рыбешек маленьких да слабых зависеть.
Окликнул я Котенка и говорю:
«Ни рыбкой я не хочу быть, ни акулой».
«Чего? – сперва не понял он. – А, вот ты о чем. Нет, Буйвол, так не пойдет. Кем-то все равно быть придется. Надо что-то выбрать».
«Так я выбрал», – говорю.
«Что же ты выбрал? – издевается Котенок. – Небось придумал китом быть? Тогда не считается. Киты в этом океане не водятся. Только акулы и маленькие рыбки».
«Я хочу океаном быть», – говорю.
Котенок осекся.
«Ишь ты, океаном», – пробормотал тихо. А сам все в дождь глядит. И больше мы с ним не разговаривали.
Мой пушистик.
Он лежит сейчас под холодным мелким дождем. И он сам холоден. Как дождь, как земля, как ночные растения, растратившие солнце.
Как я тебя любил, хороший мой. Сколько раз благодарил судьбу, забросившую меня на клочок суши, за колючую проволоку, в жуткий круг чудовищ, призвание которых – убивать себе подобных.
И вот я сам погубил свою любовь.
Я лежу, избитый, на бетонном полу, Котенок только что заткнул мне рот обрывком моей же рубахи. Странно, но мне сейчас совершенно неинтересно, что там было у тебя с Котенком, пушистик. Может быть, ты мне изменил. А может, вы решили вместе бежать из лагеря.
Ты решил бросить меня. А ведь сам, жарко обнимаясь, лепетал мне слова о вечной любви. Агал мне.
Какая разница. Какая разница, где правда, а где ложь. Разве вся предыдущая жизнь не приучила меня к разочарованиям? То, что сегодня мнится правдой, завтра обесценивается, наполняется пустотой.