— Сама ты животное, притом бесчувственное, — огрызнулась Ширра, — Бросаешь меня тут… А если я с голоду помру?!
— Если так произойдет, я лишний раз уверюсь в том, что ты — ленивая и не способна прокормить себя сама даже в экстренной ситуации. Тем более, что я вернусь от силы через неделю. Бессмертный знает, что мне скажут хеледы — но вряд ли прямиком от них мне придется идти еще куда-либо.
— Уже легче, — ворчливо отозвалась кошка, выходя следом за Марой на крыльцо. Роса, влажно поблескивающая в траве, пахла сладко-сладко. Ширра бросила взгляд на ноги ведьмы и облегченно вздохнула: благо, та натянула сандалии — еще не хватало, чтоб шаталась босиком невесть сколько времени…
Мара легко спрыгнула со ступени наземь, мотнув тугой косой. Кошка скрипуче окликнула женщину, которая сразу же направилась на север, в чащу:
— В добрый путь, ведьма! Надеюсь, тебя никакая дрянь не сожрет в дороге.
Ведьма лишь хмыкнула, не оборачиваясь. Напутствие было действительно искренним.
Когда дом остался далеко позади, а солнышко начало пригревать сильнее, ведьма присела на громадный валун и стянула с ног обувь. Земля была прохладной, но совершенно не стылой, и отказывать себе в удовольствии побродить босиком Мара не собиралась. Путь змеился, огибая овражки и топи, уводил все дальше в глушь, к северным угодьям — и дальше, к первому из отмеченных Марой каскадов водопадов. После того, как она покинет полынные поляны угодий, начнутся бесконечные ручейки и речушки, земли лиреан, армаэлей и хеледов.
Из всех духов вод хеледы были самыми древними — и непредсказуемыми. Они резвились, словно малые дети, разбрызгивая воду и расцвечивая воздух радугами. В пещерах хеледов, сокрытых за стенами воды, на ветру шуршали птичьи перышки и диковинные травы, которыми духи украшали свое жилище. Там всегда пахло свежестью и летними травяными сборами, и даже в дальних коридорах на камнях мерцала водяная пыль, освещаемая тусклым сиянием сонных огоньков — Мара давно заметила, что старейшие искорки таились в пещерах. Хеледы тонко чувствовали красоту природы, а потому жили всегда в таких уголках лесов, что у случайного путника перехватывало дух. Только они ненавидели тех самых случайных путников, а потому всякий, решивший заночевать неподалеку от пещер хеледов, уже мог не проснуться. Духи окружали несчастного, стоило тому заснуть, и затягивали его в жуткую сеть ночных кошмаров. Да так глубоко затягивали, что выпутаться самостоятельно мог человек с мощной силой в сердце. Да и то не всегда — хеледы пели сны людям. И чары той песни зачастую оказывались губительными. Кошмары были настолько реалистичными, что отличить явь от сна не представлялось возможным. Если же путник решит наполнить флягу на водопадах хеледов или же смыть дорожную пыль, духи развлекались по-другому. Стоило подставить ладонь под прохладные струи, как хелед, заприметивший чужака, мог заморозить одну единственную нить потока. Всего лишь одну, тончайшую — и такие стрелы пробивали плоть насквозь не хуже настоящего оружия. А ощутив кровь, ледяная нить тут же стремилась по венам к сердцу, словно вода в русле. Несчастный погибал в течение одной секунды. Впрочем, сами духи считали такой метод весьма грубым и прибегали к нему редко. Гораздо интереснее им было играть со снами.
Мара не боялась хеледов — духи знали ее. Однако она понятия не имела, станут ли они говорить с ней, или решат для начала проверить, достойна ли она этого. А проверяли они, затягивая во всю ту же сеть кошмаров. Если выберешься — хорошо. Если нет — значит, такова воля Бессмертного.
Пейзаж менялся, чем дальше женщина брела. В синее небо, рябящее белоснежными перышками облаков, врезались темные кроны ильмов, все чаще встречались пихты и ясени. Солнечный свет дробился и косыми лучами прорезал воздух сквозь густое переплетение ветвей. Пахло грибами, мхом, из травы торчали пушистые метелки тонконога. Под замшелыми боками холодных валунов зрела водяника, неподалеку виднелись нежные белые звездочки куропаточьей травы — и как только такие хрупкие цветы росли здесь, в этом тенистом краю? Лишайник пестрел яркими бархатными пятнышками на шершавой коре. Под ногами пружинил тысячелистник. Мара вдохнула полной грудью: чем дальше идешь на север, тем больше воздух пахнет свободой и вечностью. И в этой вечности нестерпимо хочется остаться.
Давным-давно, когда Мара еще жила в Фаулире вместе с матерью, среди деревенских ребят была одна такая, вечно рвущаяся куда-то далеко, мечтающая попасть на север, стать воительницей… Кажется, ее звали Даэн — Мара видела ее лишь однажды в лесу. Невысокая девчушка лупила крепкой палкой такую же невысокую березку, делая выпады и резкие пируэты. Маленькая Мара наблюдала за ней полминуты, а затем вышла на полянку и, хмуро глядя на девочку, проговорила:
— Не бей. Ей больно.
Девчонка резко обернулась на голос, а затем критически оглядела Мару. Из двух растрепанных черных косиц выбивались кудрявые прядки. Бледное личико с прямым тонким носом и открытые плечи были усыпаны едва заметными веснушками — не увидишь, если не приглядишься. В темных глазах с искрами янтаря читался немой вопрос — и возмущение.
— Это дерево, — фыркнула девчонка, упрямо скрещивая руки на груди.
— И что? — тихо ответила Мара, исподлобья глядя на незнакомку, — Оно такое же живое, как ты.
Чернявая снова фыркнула, с любопытством оглядывая Мару с ног до головы. Маленькая ведьма опустила глаза: она терпеть не могла, когда другие дети таращились на нее.
— Ты ведь ведьмина дочь, да?
Этот вопрос Мара терпеть не могла еще больше. Нехотя она кивнула, ожидая следующей реакции. Интересно, девчонка сразу поспешит уйти куда-нибудь подальше отсюда, или перед этим еще скажет обидное?
— Ох как здорово!
От неожиданности Мара вскинула голову, круглыми глазами глядя на девчонку. Та широко ухмылялась и смотрела на нее… радостно?
ebooksa