— Ты смеешь ставить вопрос так? — вместе со словами пришел и образ. Волна, высокая ледяная волна, обломки кораблей, морские чудовища — вся громада океана обрушилась на нее в один миг. Видение было таким ярким, что Мара пропустила удар сердца, ослепнув на короткое мгновение. Образ выражал гнев — но ведьма чуяла, что он был фальшивым. Если бы фаралла действительно разгневался на нее, видение было бы в сотню раз мощнее. И после него она вряд ли смогла бы мыслить. Собравшись с силами, женщина заставила себе не поддаваться волнам паники, накатывающим на нее. Сейчас нельзя опускать глаза. Нельзя оглядываться.
— Смею. Бессмертный завещал нам напоминать друг другу то, какую ношу мы несем на себе, если сами вдруг забудем. Напомни мне, древний — что же я забыла?
Глаза фаралла сузились еще больше. Теперь дух действительно походил на пантеру — притом готовую в любой момент напасть и разодрать в клочья.
— Ты остра на язык. Слишком остра.
— Мне говорили, — ведьма дернула плечом, — Так что же?
Фаралла помолчал, пронзительно глядя на нее. Затем тихо молвил, ловя взглядом отблески в темном пруду.
— Ты забыла время, когда наш мир был еще совсем юным. Когда этот лес был маленькой рощицей, и деревца в ней были чуть выше тебя самой, дочь Бессмертного. Когда новые звезды зажигались на небосклоне каждую секунду, и вспышки эти озаряли ночь. Помнишь это, девочка?
Мара усмехнулась уголком рта.
— Нет, древний. Тогда, видимо, я еще была в пустоте.
— Пустота помнит все, дочь Бессмертного. Запомни это раз и навсегда.
Новый образ хлестнул плетью, и ведьма с трудом отбросила его, смягчив удар по своему сознанию. Огненный хлыст, а с него — осыпающийся пепел. Так дух порицал ее.
— И разве ты не помнишь, как впервые над лесом взошла Ярис? Помнишь этот ломкий, хрустальный свет, ее холодные лучи, ее тихий зов? Как мы уходили тогда в колыбель… А она глядела на нас с небес, и та ее улыбка… Помнишь?
Ведьма вновь ощутила, как страх липкой ладонью сжимает горло. Дух не говорил ничего, что могло бы вызвать это чувство — однако что-то в его словах было жутким. Взгляд звезды, чье имя — Ярис, и ее ледяная улыбка.
Образ сам родился из темноты — фаралла не делился с ней видением: оно пришло само собой. Синие, пронзительно синие глаза с голубыми искрами у самых зрачков, кожа белее снега, паутина белоснежных ресниц, острый профиль. Бледные губы, так тонко очерченные, изломанные усмешкой. Мара смотрела в глаза видению, когда оно медленно растаяло, сменившись иным: черный шелк неба, а в нем, ярче других, сияет ледяная Ярис. Ведьма резко вздохнула — образ обжег всю душу холодом, да таким, словно в прорубь окунулась.
— Значит, помнишь, — в голосе фаралла ведьме послышалось одобрение, — Хорошо, дочь Бессмертного. Значит, вспомнишь и то, что должна.
— Что? — женщина вновь вскинула на духа взгляд. Черный туман колыхнулся так, словно фаралла наклонил голову набок.
— Я уже ответил тебе: то, что должна.
Мара ощутила, как в ней поднимается раздражение, однако вовремя подавила его, лишь скрипнув зубами. Выбивать из фаралла ответ — бесполезно. Скорее уж дух искалечит любопытствующего не в меру, чем даст хоть одну подсказку к своим загадкам.
— Зачем ты говоришь мне все это, древний? — женщина покачала головой, — Почему ты вспомнил о Ярис?
Фаралла резко подался вперед, и его глаза цепко впились в глаза Мары. Зверь, мелькнуло в голове ведьмы. Опасный, умный и невероятно древний.