Смерть на Кикладах. Книга 2

– Так и случилось, разве нет? Я следил за ним с самого начала. Ему не хватило трех секунд, чтобы нанести удар, – пожал плечами Алекс, внимательно слушая друга.

– Ты понимаешь, какая штука, – задумчиво произнес Манн, глядя вдаль. – Патологоанатом меня уверял, что, судя по объему скопившейся крови в черепной коробке японца, инсульт произошел гораздо раньше, за несколько минут до того, как он упал. Вот тебе и «мгновенная» смерть!

– Что ты этим хочешь сказать? – напрягся Смолев. – Что он был уже мертв, когда рубил циновки в финале? Как это возможно? Чушь! Мистика! И ты в это веришь?! Скорее всего, или врач ошибается, – или наш японец попал в тот самый один процент! Плохо себя чувствовал, но дрался уже исключительно на морально-волевых!

– Не исключено, не исключено, – кивнул глава Национального Бюро, доливая себе в бокал вина из бутылки, стоявшей рядом на столике с напитками, и лукаво косясь на Смолева. – В общем, не знаю, что и думать! Ты же мне сам рассказывал про злых духов в клинках Мурамаса. А у него в руках было целых два! Что если это они против тебя сражались?

– Да ну тебя, – с облегчением выдохнул Смолев, поняв, что его друг шутит. – А насчет злых духов в клинках – это все сказки! Я долго беседовал с Фудзиварой перед его отъездом на материк. Он поехал проводить старых друзей и вернется через неделю, когда начнутся занятия в Додзё. И до меня дошло, что все эти истории про то, чей меч острее, служит он добру или злу, – не стоят и выеденного яйца! Великие мастера, ковавшие эти мечи, вложили в них частичку своей души. А несут клинки смерть или охраняют жизнь – зависит от человека, в чьи руки они попадают.

– Кстати, а где Тишкин? И что с мечом, что попал ему в руки? – поинтересовался Манн.

– Он уже вылетел в Петербург к жене и сыну. Я предлагал ему задержаться, но он очень спешил. Сам понимаешь, – я не стал настаивать. А меч Серега сразу после соревнований передал в дар музею «Общества по сохранению японского меча»! Сам, добровольно. Вот так!

– Однако! Удивил! – удивленно мотнул головой генерал. – Как это он отказался от такого сокровища?

– Сказал, что это реликвия и национальное достояние Японии, которое заслужило возвращение на родину. Ёсикава-сан ушам своим сперва не поверил, а потом на радостях предложил ему пост главного эксперта в филиале «Общества» в Гамбурге, с более чем достойной зарплатой. У них там вакансия образовалась, после самоубийства Нисимура Сэтору, эксперта-оценщика. Он претендовал на эту должность, но понял, что ее потеряет, как только коллеги-эксперты его разоблачат.

– Да, ты был прав насчет того, что он пытался избежать позора, – кивнул Манн. – Второй соучастник Ямамото – повар из состава делегации, они вместе с советником по культуре в свое время занимались в школе Дзиген-рю, мастер Того опознал их обоих – на допросе показал, что Нисимура не знал ничего. Ему предложили деньги, чтобы он «не заметил» клинок Тишкина. Как выяснилось, Нисимура был азартный игрок, такое у японцев случается, и он согласился поступиться профессиональными принципами. Ёсикава ему этого не простил бы, как и вся японская нация. А Тишкин, значит, едет в Гамбург?

– Ну да, – подтвердил Смолев. – Как раз там его сыну сделают операцию, потом врачи его будут наблюдать, затем потребуется реабилитация, – деньги в любом случае ему пригодятся. Да и жить им там с женой на что-то надо, пока сын в клинике. Фонд Карлоса и Долорес Мойя оплатит операцию по пересадке костного мозга и сеансы химиотерапии, если она будет нужна. Деньги уже на счету клиники, как сказала Стефания, но расходов будет еще много. Но и питерскому музею он будет помогать: сказал, что мальчишек своих ни за что не бросит; так что будет «маятниковым эмигрантом», пока сын не выздоровеет. Потом все равно вернется в Россию. Надеюсь, что Ёсикава, благодаря Тишкину, стал лучше думать о «гайдзинах»!

– Да уж, помню, как его корежило от моих вопросов, – подмигнул Манн. – Что поделаешь, такова наша работа! Но что это? Кажется, у нас кончилось вино! Кстати, а где сам Спанидис со своей молодой невестой? Почему их нет за столом?

– Прилетели родственники невесты из Петербурга, – довольно улыбнулся Алекс. – Мать и бабушка. Их тут встречала целая делегация, пока мы были в Додзё. Мне Стефания рассказывала, как они с помощью Рыжей общались с мамой Ариадны. Сейчас они в гостях у Спанидисов, там же Димитрос и Мария.

– Думаешь, дело сладится? – поинтересовался Манн.

– Очень надеюсь, особенно после того, как Стефания, выяснив, что мама Ариадны – отличный архитектор, предложила ей работу в рамках проекта госпиталя. Мне не удалось тогда лично с ней пообщаться. Откуда мне было знать, что у нее за плечами с десяток проектов многопрофильных медицинских центров в Москве, Петербурге и по всей стране?

– Она согласилась?

– Долго колебалась, тогда Стефания пошла ва-банк и спросила о том, сколько ей платят за такую же работу в Петербурге. Попросила ее на бумажке написать. Ты знаешь, оказывается, совсем не много! Впрочем, я же был у них дома, они не шикуют. Та написала. Стефания сказала, что эта сумма ее устраивает и дописала лишь значок евро. У Филатовой дар речи пропал. Это вдвое меньше, чем мы планировали потратить по бюджету, но в пятьдесят раз больше, чем она получала в России. На эти деньги она здесь года три может жить. Все остались довольны! Фонд сэкономил бюджет, у меня, слава Богу, появился толковый архитектор, мама Арины сможет сама приглядеть за молодыми и познакомиться поближе с семьей Спанидисов. Все сложится – отпразднуем свадьбу!

– Свадьбу, чью свадьбу? – раздался смеющийся голос Рыжей Сони у Алекса за спиной.

Манн и Смолев обернулись. Тереза, Стефания и Софья, улыбаясь, стояли рядом и вопросительно смотрели на мужчин.

Соня быстро перевела Стефании суть своего вопроса. Та вопросительно и ожидающе посмотрела Алексу в глаза.