Кочегарка

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда появился Росситер, все уже заканчивалось. Агент увидел только чудовище в небесах и тонущие в земле рельсы, но и этого хватило, чтобы он чуть не обделался и не убрался мгновенно восвояси. На этот раз Грег был благодарен Богу за то, что все пропустил, а по тому, как вели себя агенты, окружавшие его, он понял, что те ощущают то же самое. Они стояли на пригорке, рядом со своими машинами, и пытались разобраться в хаосе, который их окружал. Никто не произнес ни слова, и Росситер понял, что они просто боятся нарушить молчание. Агенты молчали из-за неравенства их положения, ведь здесь только он был экспертом и боссом, и мысль об этом заставила его расправить плечи.

Грег посмотрел на собравшуюся толпу, стараясь не поднимать глаз, чтобы не видеть физиономии монстра, освещенной луной. В темноте было невозможно определить размеры толпы, но под ними раскинулось целое море людей. Это напомнило ему один из этих маршей на Вашингтон. Многие из мужчин держались за руки, и это его удивило. Нет ли здесь какого-то религиозного начала?

Он этого не знал, но очень скоро узнает.

Глубоко вдохнув, Росситер почувствовал запах дыма и плесени.

«Какого черта делает сейчас Салдана?» – пришла ему в голову мысль. Агент не отзвонился в назначенное время, а это было – тут Росситер сверился с часами – уже полчаса назад. Хотелось верить, что это произошло из-за того, что Салдана попросту забыл позвонить – проступок, за который Росситер с удовольствием надает ему по заднице, – но до сего дня агент всегда был точен, как хронометр…

В Беар Флэтс что-то произошло.

Может быть, да, а может быть, нет. Росситер не хотел сейчас об этом думать. Все, что он знал точно, так это то, что в Промонтори-Пойнт все закончено. И все говорило о том, что победили «хорошие ребята».

Грег уже придумывал истории прикрытия, банальные объяснения, которые успокоят прессу и удовлетворят широкую публику. «Железнодорожная катастрофа, – подумал он. – Столкновение двух поездов». Как только его люди проведут несколько интервью, сделают фотографии и видеозаписи и крепко возьмут все происшедшее под свой контроль, он отчитается перед Хорном и президентом.

Росситер внутренне улыбнулся.

На этот раз его не удастся засунуть в чулан.

На этот раз он получит свое повышение по службе.

Эпилог

Национальный парк Кэньонлендз, штат Юта

Сменилось время года, и толпы туристов вернулись, так что сейчас было самое время забыть обо всем произошедшем.

Генри проводил беседы с туристами, устраивал для них экскурсии по наиболее популярным местам, время от времени показывал слайд-шоу в лагерях и занимался бумажной работой в помещениях экскурсионного центра. Короче говоря, вел нормальную жизнь, к которой привык.

Это было днем.

А долгими ночами и холодными поздними вечерами он иногда ловил себя на том, что нервно осматривает свой домишко – и теряет присутствие духа из-за теней, которые собирались по углам его примитивного жилища, ожидая, что одна из них сейчас пошевелится. А когда он смотрел на запад, мимо дома Рэя, и вспоминал поезд, который они видели, то все было так свежо, будто произошло только вчера. Ощущения были очень сильными, и он пугался до такой степени, что не мог унять дрожь.

Рауль и Стюарт исчезли. Рауля перевели в Бандльер, а Стюарт решил полностью сменить работу. Хили воспользовался своим правом на раннюю пенсию, и, хотя Генри не очень расстроился по поводу его ухода, он был вынужден признать, что скучает по свободе, которой они пользовались во времена его руководства. Новый начальник был более эффективен и имел несравненно более высокую квалификацию, но при этом он был фанатиком соблюдения процедур и правил рейнджерами гораздо более твердой рукой, чем это делал Хили. Тот всегда действовал как полный идиот, но его распоряжения были настолько непрофессиональны, что их смело можно было не выполнять. С новым начальником это не проходило, хотя, может быть, время все изменит.

Если Генри думал, что после всего происшедшего станет более религиозным человеком или будет чаще думать о своих индейских корнях, то этого не произошло. Рейнджер предполагал, что он слишком стар, чтобы что-то менять в своей жизни. Он был тем, кем был, и события, которые лет двадцать или тридцать назад полностью изменили бы его жизнь, теперь оставили на его душе ссадины и шрамы, но так ничего и не изменили.

Жизнь продолжалась.