Они спустились в инженерный отсек – вотчину Карлотты. В то время как Эндер трудился над генетическими исследованиями, составлявшими главный повод для самого полета, Карлотта стала специалистом в области механики, физики плазмы, гравитационной фокусировки и всего прочего, необходимого для нормальной работы корабля. «Это наш мир, – часто говорила она, – и нам стоит знать, как он устроен». А чуть позже уже хвасталась: «Если бы пришлось, я бы построила весь корабль с нуля».
«В смысле – из запчастей?» – спрашивал Сержант. «Из руды в горах на какой-нибудь неоткрытой планете, – отвечала Карлотта. – Из металлов на двух астероидах и комете. Из обломков этого корабля после столкновения с метеором». Сержант смеялся, но Эндер ей верил.
Карлотта направилась в сторону нижней лаборатории.
– Мы могли бы пройти по коридору в верхнюю лабораторию и не связываться с люком, – заметил Эндер.
– Великан может услышать оттуда наши шаги.
– Думаешь, он не может слышать что угодно и где угодно?
– Не может, я знаю, – ответила Карлотта. – По всему кораблю есть мертвые зоны, где он ничего не слышит.
– Много ты знаешь.
Карлотта не удостоила его ответом. Оба понимали, что Эндера на самом деле не волнует, слышит их Великан или нет, – это Сержанту приходилось все скрывать или, по крайней мере, верить, будто он может скрыться сам.
В задней части нижней лаборатории находился лифт, ведший к системам жизнеобеспечения. Во время фаз резкого ускорения кормовая часть корабля становилась дном глубокого колодца, и лифт позволял спуститься к системе жизнеобеспечения внизу, а затем снова подняться наверх. Но во время полета сила гравитации поляризовалась в другом направлении, так что лифт превращался в обычный переход с силой тяжести в десять процентов от земной, ведший на корму.
Грузовой отсек корабля, где жил Великан, поскольку нигде больше не помещался, находился прямо над ними. Они шли медленно и осторожно, стараясь не шуметь. Если бы Сержант их услышал, он наверняка разозлился бы, поскольку это означало, что и Великан тоже может их услышать.
Сержанта в отсеке жизнеобеспечения не было, хотя он включил на полную мощность вентиляторы, чтобы закачать в трубы свежий, насыщенный кислородом воздух и заглушить звуки. Эндер так и не смог решить, пахнет тут свежестью или гнилью, – лишайники и водоросли, обитавшие в сотнях больших лотков под искусственным солнечным светом, постоянно умирали, после чего их протоплазма включалась в непрерывный цикл воспроизводства.
– Знаешь, чего тут не хватает? – сказала Карлотта. – Дохлой рыбы для запаха.
– Откуда тебе знать, как пахнет дохлая рыба? – спросил Эндер. – Мы никогда не видели рыбу.
– Я видела картинки, и во всех книгах говорится, что рыба плохо пахнет, когда гниет.
– Хуже, чем гниющие водоросли, – поддержал Эндер.
– Ты этого не знаешь, – возразила Карлотта.
– Если бы гниющие водоросли пахли хуже, тогда поговорка была бы: «Водоросли и гости начинают пахнуть на третий день».
– Похоже, мы вообще не понимаем, о чем говорим, – заметила Карлотта.
– И все равно продолжаем разговаривать.
ebooksa