Но всем машинам свойственно ломаться, даже моим. И так будет продолжаться, пока в них имеются движущиеся части. Если у вас в доме полно техники, что-нибудь непременно будет не в порядке.
Но военные уже много лет назад решили эту проблему. Нельзя же проигрывать сражение или даже войну, терять миллионы человеческих жизней только потому, что в каком-то механизме полетит деталька величиной с палец. Для этих целей придумано множество уловок – «отказоустойчивость», «резервирование цепей», «военная приемка». Но из того, что они использовали, для производства приспособлений, облегчавших домашний труд, годился только модульный принцип.
Сама идея проста до глупости: не чинить, а заменять. Я задумал превратить те узлы, которые могли выходить из строя, в сменные блоки, а затем укомплектовать каждого «Стэна» набором запчастей. Замененные части можно будет или выкинуть, или отправить в ремонт. Зато сам «Стэн» простоит только то время, которое понадобится на замену вышедшего из строя блока новым.
Тут и возникла первая ссора между мной и Майлзом. Я заявил, что принимать решение о том, когда перейти от опытного образца к производству, должен инженер, а Майлз настаивал, что это чисто вопрос коммерции. Согласись я на это – «Стэн» поступал бы на рынок таким же капризным и подверженным простудам, как и все прочие непродуманные и недоделанные приспособления «для облегчения домашнего труда».
Помирила нас Белл Даркин. Если б она на меня нажала, я, может, и позволил бы Майлзу начать продажу «Стэна» прежде, чем сам считал необходимым, потому что я сходил с ума по Белл – настолько, насколько это вообще возможно для мужчины.
Она не только была превосходным секретарем и офисным менеджером, но и обладала к тому же формами, которые вдохновили бы и Праксителя, а ее духи действовали на меня, как валерьянка на Пита. Девушка-администратор высшего класса – а Белл была именно таковой – нынче большая редкость. И если одна из лучших вдруг соглашается работать за гроши в завалящей фирме вроде нашей, то должен возникнуть естественный вопрос: почему? Но мы даже не поинтересовались, где она работала прежде, – так обрадовались, что кто-то освободит нас от потока бумаг, связанных со сбытом «Горничной».
А немного погодя я бы и сам с негодованием отверг любое предложение проконтролировать работу Белл, потому что к тому времени на мои суждения серьезно влияли размеры ее бюста. Она милостиво разрешила мне рассказывать, как одинок я был до встречи с нею, и ласково отвечала, что ей хотелось бы узнать меня получше, ибо она испытывает ко мне нечто большее, чем простую симпатию. Наконец Белл согласилась соединить свою судьбу с моей. Это случилось вскоре после того, как она помирила меня с Майлзом.
– Дэн, милый, у тебя задатки великого человека… и мне кажется, я именно та женщина, которая поможет тебе им стать.
– Конечно ты – и никто больше!
– Ну-ну, милый. Но я не собираюсь тут же выскакивать за тебя замуж. Мне не хочется обременять тебя детьми и всем, что сопутствует семейной жизни. Я стану работать вместе с тобой и добьюсь, чтобы наша фирма процветала. А уж потом мы поженимся.
Я попытался возражать, но она оставалась непреклонной:
– Нет, дорогой. Впереди у нас – долгий путь. Фирма «Горничная» станет такой же известной, как «Дженерал электрик». И тогда мы поженимся, я плюну на бизнес и целиком посвящу себя заботам о тебе. Но сначала я должна подумать о твоем благополучии – ради нашего общего будущего. Верь мне, милый.
Ну я и верил. Она не позволила мне приобрести дорогое обручальное кольцо, что я присмотрел для нашей помолвки; вместо этого я переписал на ее имя часть моих акций в качестве подарка к нашей помолвке. Разумеется, при голосовании я считал их своими. Вспоминая сейчас, я уже не уверен, что это была моя собственная идея.
После этого я стал работать усерднее, чем раньше, придумал самоопорожнявшееся мусорное ведро и мойку, укладывавшую вымытую посуду в кухонный шкаф. И все были счастливы… все, кроме Пита и Рикки. Пит игнорировал Белл, как и все, что он не одобрял, но изменить не мог. А вот Рикки была по-настоящему несчастна.
И виной тому был я. Рикки лет с шести считалась «моей девушкой» – еще в Сандиа, когда я служил в армии, а она была смешной девчушкой с бантиками в волосах и большущими темно-карими глазами. И я обещал «жениться на ней», когда она подрастет, чтобы мы вместе заботились о Пите. Мне-то все представлялось забавной игрой, да так оно в самом деле и было. Я считал, что во всем этом самое важное для малышки – заботиться о нашем коте. Но кто может узнать, что происходит в детской душе?
Честно говоря, к детям я особой нежности не питаю. Большинство из них – маленькие чудовища, которые превратятся в цивилизованных людей, только когда вырастут, да и то не все. Но маленькая Фредерика напоминала мне мою родную сестру, а кроме того, она любила Пита и относилась к нему должным образом. По-моему, я ей нравился за то, что никогда не говорил свысока (сам ненавидел такое в детстве) и серьезно относился к ее скаутским делам. Рикки была молодцом: она вела себя с достоинством – не зазнавалась и не хныкала, не лезла на колени. Мы были друзьями, вместе заботились о Пите и играли в «жениха и невесту».
После того как мама и сестренка погибли под бомбежкой, я прекратил игру. Не потому, что я принял сознательное решение, просто мне больше не хотелось шутить, да и вообще возвращаться к прошлому. Тогда ей было лет семь, а ко времени, когда мы с Белл обручились, все одиннадцать.
Наверно, я один и сознавал, как сильно Рикки ненавидела Белл, хотя внешне неприязнь проявлялась только в отказе разговаривать с ней. Белл называла это застенчивостью, и Майлз, думаю, был с нею согласен.
Но я-то догадывался, в чем дело, и пытался подействовать на Рикки. Вы когда-нибудь пробовали обсуждать с подростком тему, на которую тот не желает разговаривать? Пользы столько же, сколько от крика под водой. Я утешал себя, что все еще может измениться, едва Рикки поймет, какая Белл замечательная.
А тут еще и Пит.