– Ладно, ладно. Давайте уже начнем торги.
Итак, мы обсудили четыре вопроса. Первый – как оплатить заботу о нас «Взаимной», пока мы находимся в спячке; второй – на какой срок мы уснем; третий – куда я собираюсь поместить свои капиталы на то время, пока буду лежать в морозильнике. И последний: как они поступят, если я откину копыта и не проснусь.
Я окончательно остановился на 2000 годе: приятная круглая дата, до которой спать-то всего тридцать лет. Я опасался, что, проспав дольше, полностью утрачу связь с действительностью. За те три десятка лет, что я прожил на свете, столько всего случилось, что глаза на лоб лезут, – две большие войны и десяток войн поменьше, крушение коммунизма, Великая паника, искусственные спутники и переход на атомную энергию… Да что там, когда я был маленьким, у нас даже мультиморфов не было.
Возможно, двухтысячный год снесет мне крышу. Но если я не прыгну так далеко, у Белл не будет времени, чтобы превратиться в ходячую коллекцию морщин.
Когда дело дошло до вопроса, куда инвестировать мои накопления, я с ходу отмел государственные облигации и прочие консервативные вложения. Наша налоговая система изначально закладывает в них инфляцию. Я решил положиться на имевшиеся у меня акции «Горничной», а наличные вложить в другие ценные бумаги. Тут я особо уповал на акции компаний, занимавшихся перспективными разработками – к примеру, автоматизированных систем. Кроме того, я надеялся на одну сан-францисскую фирму по производству минеральных удобрений. Там проводили опыты над дрожжевыми культурами и годными в пищу водорослями. Людей на нашей планете становится с каждым годом все больше, а стейки и не думают дешеветь. То, что оставалось после сведения баланса, я попросил поместить в фонд доверительного управления «Взаимной».
Но главный вопрос был в том, как поступить со всем этим, если я загнусь во время спячки. Компания гарантировала, что мои шансы очень высоки – семь к десяти, что я буду жить через тридцать лет «холодного сна»… и компания готова была принимать ставки на любой исход. Шансы были неравные, но иного я и не ожидал. В любой честной азартной игре в выигрыше всегда тот, кто держит банк. Только мошенники заявляют, что дают новичкам отличные шансы, а страхование и есть легализованная азартная игра. Думаете, лондонский «Ллойд», самая старая и авторитетная страховая фирма в мире, играет в открытую? Партнеры «Ллойда» примут любую ставку с любой стороны. Но не надейтесь на свой выигрыш – ведь должен же кто-то оплачивать «нашему мистеру Пауэллу» счета от портного!
В общем, я распорядился в случае своей смерти все деньги до единого цента передать в трастовый фонд компании, из-за чего мистер Пауэлл чуть меня не расцеловал, что заставило меня задуматься над вопросом: насколько оптимистичны эти его шансы семь к десяти?.. Я же ухватился за этот вариант только из-за того, что становился (если выживу) наследником других клиентов, выбравших те же условия страхования (в случае их смерти, конечно). Чем не русская рулетка? При деньгах будет тот, кто выживет, ну и компания, которая, как обычно, урвет свой процент за то, что держит банк.
Я выбрал все варианты с высокой вероятностью пробуждения и обошелся без хеджирования в случае, если угадал неверно, и мистер Пауэлл возлюбил меня, как крупье любит идиота, который ставит и ставит на зеро. Пристроив таким образом мои капиталы, мистер Пауэлл весьма здраво подошел к решению вопроса о взносе за Пита. Мы сошлись на пятнадцати процентах обычного взноса и составили на Пита отдельный контракт.
Теперь оставалось получить разрешение суда и пройти медицинское освидетельствование. Врачебный осмотр меня не беспокоил: я отписал все в пользу компании на случай своей смерти, так что они должны были взять меня даже на последней стадии чумы. Но вот получить добро у судьи – долгая история. А без этого не обойтись, потому что клиент, пребывающий в «холодном сне», по закону числится живым, хотя и беспомощным.
Впрочем, мои опасения оказались напрасными. У «нашего мистера Пауэлла» были уже заготовлены все документы – общим числом девятнадцать, и каждый – в четырех экземплярах. У меня пальцы занемели, пока я их подписал. Потом явился посыльный, забрал всю пачку и поспешно удалился. Так что судью я и в глаза не видел.
Медосмотр оказался стандартной утомительной процедурой, если не считать небольшого эпизода. Закончив осмотр, врач строго посмотрел мне в глаза и спросил:
– Сынок, ты давно в запое?
– В запое?
– В запое, в запое.
– Да с чего вы взяли, доктор? Я трезв, как… как вы. «Королева кавалеру подарила каравеллу…»
– Брось валять дурака. Отвечай на вопрос.
– Да недельки две, может, чуть больше.
– Периодически тянет выпить? Сколько раз ты такие штуки выкидывал в прошлом?
– Ну, вообще-то, я никакой не алкаш. Видите ли… – И я принялся рассказывать о том, как поступили со мной Белл и Майлз и почему я был в таком состоянии.
– О, я умоляю!.. – Он предостерегающе поднял руку. – У меня хватает своих проблем, к тому же я не психиатр. Все, что меня интересует, – выдержит ли твое сердце предстоящую нагрузку, когда тебя охладят до четырех градусов по Цельсию. Вообще-то, мне плевать, если какой-то псих сует башку в петлю, да еще и завязывает ее сам. Я так считаю: одним дураком на свете меньше. Но остатки профессиональной этики не дают мне права разрешить человеку, чей мозг пропитан алкоголем, – не важно, что он за птица, – залезть в один из этих гробов. Повернись-ка кругом.
ebooksa