Кукловоды. Дверь в Лето

7. Версии и редакции

До 1990 года читателям были доступны только две редакции романа – журнальная, Горация Голда, и книжная, Уолтера Брэдбери. А в 1990 году Вирджиния Хайнлайн начала восстанавливать литературное наследие мужа, и в печать пошли «авторские» версии произведений Хайнлайна. Надо сказать, что «авторские» – это не значит «исходные», и разница между черновиком и «авторским» вариантом могла достигать пяти-шести тысяч слов. Что ушло из романа вместе с этими тысячами слов – бог ведает. Надеюсь, ничего ценного. Но давайте наконец посмотрим, чего были лишены мы – русскоязычные читатели, долгие годы довольствовавшиеся сокращенным и порезанным цензурой вариантом романа, в то время как весь остальной мир с 1990 года читал его в авторской редакции.

Сегодня эти долгие годы внезапно закончились, и теперь полный текст романа перед вами.

Дверь в Лето: коты и гаджеты

1. Хронология событий

Дело было в конце января 1956 года. Хайнлайн отстрелялся по контракту со «Scribner’s» романом «Время для звезд», первоначально задумывавшимся как история о релятивистских скачках во времени, которые сопровождаются шокирующими культурными скачками на Земле. Идею о скачках во времени и фьючер-шоке затем вытеснила другая идея, а исходная отправилась полежать на полочке. Там бы она и оставалась, но тут Хайнлайн решил написать еще одну, на этот раз «взрослую» книгу. Возможно, стоит упомянуть, что незадолго до этого бывшая супруга писателя Леслин Макдональд ненадолго появилась на горизонте, напомнив о себе письмами в адрес общих знакомых, в которых опять наговорила про Боба разных интимных гадостей. Образ злонравной и подлой красавицы явно был одной из отправных точек нового романа. Первоначально он назывался «A Very Small Difference» («Очень маленькая разница»). Сюжет строился вокруг семейной драмы непризнанного гения, инженера-изобретателя, которого бросила стервозная красавица-жена, чтобы уйти к богатому и более успешному сопернику. Оставшийся в одиночестве инженер заменяет жену различными гаджетами… э-э-э… ну, в общем, как-то так. Роман должен был стать историей успеха нового Эдисона. Однако с историей что-то не заладилось, она на глазах превращалась в унылый производственный роман с полупрозрачным изобретателем и его детально описанным детищем. Вот тут-то и пригодилась идея скачков во времени, оставшаяся от детской книжки. Время придавало масштаб событиям и перспективу картине. Перспектива должна была показать, что́ на самом деле является истинной ценностью: кошелек, красота или интеллект. А путешествие во времени должно было оживить и украсить тусклую производственную картину. Разумеется, повторять детский сюжет с межзвездными полетами Хайнлайн не стал, для перемещения во времени он избрал анабиоз, и название романа сменилось на «Perchance to Dream» («Видеть сны, быть может» – цитата из гамлетовского монолога «Быть или не быть»). Прыжок в будущее позволил инженеру увидеть, как его гаджеты вошли в обиход, а заодно и насладиться местью, встретив в будущем свою престарелую бывшую (а сам-то он весь из себя молодой, красивый и чертовски богатый, да!). Нетрудно понять, что с деньгами у Боба на момент написания романа было туговато, но все остальное отчасти совпадало: имелись изобретенные им гаджеты, которые облегчали жизнь одним людям и укорачивали жизнь другим (но последние все до одного были враги Америки!), была работа на инженерной должности в лаборатории ВМФ под грифом «Совершенно секретно», была масса возни с синьками и логарифмической линейкой (правда, это были строительные чертежи) и, разумеется, имелась бывшая красавица-жена. В общем, фантасту было откуда почерпнуть правду жизни. Но и с путешествиями во времени текст как-то не вытанцовывался, сюжет рассыпался, не хватало некоей изюминки, эмоционального стержня, который соединил бы все вместе. Боб начал было вводить в сюжет своих любимых трехногих марсиан, но марсиане не помогли – они только отвлекали, и Боб изгнал марсиан прочь.

И вот однажды поздним январским утром, во время завтрака, в поле его зрения показалась Джинни в сопровождении их кота Пикси. Она подошла к двери на улицу и открыла ее, выпуская кота. Пикси увидел снег, понюхал воздух и презрительно фыркнул, а затем отвернулся и пошел обратно в дом, недовольно мяукая. В доме было семь дверей, ведущих наружу, и они с Джинни обошли их все. Эта сцена повторилась семь раз, у каждой двери. Когда Пикси отверг последнюю дверь и пошел прочь, громко негодуя, Джинни пожала плечами и сказала: «Я думаю, он ищет дверь, ведущую в лето». Хайнлайн, бросивший свой завтрак ради этого представления, замер, как охотничий пес, сделавший стойку. «Не говори больше ни слова!» – сказал он жене и чуть ли не бегом направился в свой кабинет. Он вышел оттуда через тринадцать (!) дней с готовой рукописью. Для тех, кто не успел лопнуть от зависти, спешу уточнить, что даже для самого Хайнлайна этот срок был рекордно коротким (рекордно длинным был срок в 100 дней, и то была очень толстая книга).

2 февраля 1956 года

Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму

Я на 104 с. рукописи нового романа, надеюсь, он подойдет для так называемого взрослого рынка. У меня от него постоянные головные боли и хроническая бессонница, и я все время удивляюсь, как я мог ввязаться в этот глупый бизнес, – но если я выдержу физически, «Дверь в Лето» должна быть закончена вчерне в этом месяце и закончена на чистовую примерно в конце марта. Возможно.

У нас тут на земле лежит фут снега, всюду фазаны. Пикси ненавидит все это. Он считает, что во всем виновата Джинни.

104 страницы превратились в 290, затем сократились до обычного размера, и роман был направлен Кэмпбеллу в «Astounding». Джону он не понравился. Ему вообще не нравились все последние вещи Боба. Он считал, что тот перестал по-настоящему работать над текстом и потихоньку деградирует. В своем письме Азимову он писал:

5 ноября 1956 года

Джон В. Кэмпбелл-мл. – Айзеку Азимову

У меня сейчас на руках роман Боба Хайнлайна, нужно принять решение, что заставляет меня волноваться и беспокоиться. Боб может написать одной рукой лучше, чем большинство в этой области пишут обеими руками. Но, Иисусе, как бы я хотел, чтобы этот сукин сын вынул бы ту, другую руку из кармана. У меня на руках также роман Джека Вэнса; у него прекрасная идея. Если бы Вэнс мог писать так, как Хайнлайн, или Хайнлайн взял бы на себя труд продумывать свои вещи так же крепко, как Вэнс…

Боб вставил в сюжет кота Петрония, известного как Пит. Пит – замечательный персонаж, Боб сделал его восхитительным. Вот только… Он же не имеет ничего общего с этой историей, черт возьми!

Кэмпбелл отклонил роман – через литературного агента, не написав Бобу ни слова о том, что он думает по этому поводу. И Хайнлайн с чистой совестью (он по-прежнему чувствовал себя обязанным Кэмпбеллу) отправил роман Энтони Бучеру в «The Magazine of Fantasy & Science Fiction». Права на книжное издание были у «Doubleday», и это была последняя книга Хайнлайна в этом издательстве – Боб справедливо считал, что там его нагло обворовывают, выпуская бо́льшую часть тиража в «клубных изданиях» с мизерным роялти.

А пока роман о Петрониусе медленно продвигался к печатному станку, настоящий кот Пикси неотвратимо двигался к смерти.

12 января 1957 года

Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму