Злые ветры Запада

Отец Браун, оставшись с ней один на один, вздохнул.

– Ты выбрала верный путь, девочка. Но приготовься, он заберет у тебя все.

Так и случилось. Через неделю, когда она спала и набиралась сил, ее забрали в казармы Гончих. Но сперва отвезли на каталке в блок братьев-медиков. Мойра молилась, как могла, чтобы ей было не так больно, как до этого. Господь услышал грешное дитя, и ее отправили в благословенный сон анестезии.

Очнувшись на лежаке в казарме, в крохотной карантинной камере, Мойра долго не могла понять – почему так болит голова? И только окончательно придя в себя, смогла ощупать ее. И расплакалась.

Волос не было. Чуть ниже затылка, окруженная вспухшей болезненной плотью, торчала короткая холодная железка с мягкой податливой резиной внутри. Врач назвал ее разъемом. Разъемом для подключения. Мойра всхлипнула и сжалась в комок, сцепив руки под коленями. Так ее и нашел на следующий день один из тех, кого называли Младшими братьями. Разбудил и повел внутрь длинной и глубокой, в несколько ярусов, казармы Гончих.

Подъем с рассветом. Бег, долгий, на несколько миль, с тяжелым мешком за спиной. Священное Писание, стоя на холодном полу на коленях. Скудный завтрак из бобов или картофеля, нескольких кусочков тоненького бекона и холодного слабого кофе. Писание в классе с братом Дереком. Гимнастический зал, растяжка, снова растяжка и еще раз растяжка. Писание, ланч. На воскресенье, Рождество и Троицу даже с мясом, потом час на отдых. Класс с братом Гербертом, кинопленки, пособия, чучела тварей Козлоногого. Писание. Ужин. Сон.

Пять лет, слившихся воедино. Мойра помнила их все, до минуты. Порой даже до секунды. Некоторые.

В отряде их было семеро. Люк, Хайди, Волчонок, Мисс Улыбка, Нортон и Гумберт-Весельчак. И Мойра-Тощага. Семеро обреченных, хлебнувших дьявольской силы. Семеро щенков, должных стать Гончими Господними и искать дьявольских тварей в помощь командорам и Младшим братьям. Кроме своей группы, Мойра видела еще две, также по семь человек. Хотя командоров оказалось еще меньше. Всего пятнадцать. Всего пятнадцать мужчин и женщин с наплечниками, украшенными распятиями или крестами. И десять Младших братьев.

Как и Гончих, священники готовили себе помощь и замену. Целых десять подростков тренировались бок о бок с париями из казармы. Иногда они оказывались совсем рядом. Иногда это рядом выходило очень больно.

Гумберт-Весельчак недотянул до полных трех лет. Длинный, жилистый, с выбритыми висками и переломанным носом, Гумберт на тренировке по боксу сорвался. Ушел в себя, нырнул в самую глубинную темноту безумия, что могло охватить каждую Гончую Господню. Обратился почти полностью, с едва заметной возможностью возврата.

Почему Гончих выбирали среди прочих? Потому что Козлоногий пытался забрать детей в слуги, но не смог одержать победу. Дьявольское семя проникало внутрь и становилось полезной прививкой. Только это никак не сказывалось на судьбах Гончих. Клеймо Зла находилось рядом всегда. Их способности становились их же бедой. Иногда Гончие, прорвав блокаду, установленную медиками Церкви в их крови и блокаду святых отцов, установленную в их душах, срывались.

Гумберт нырнул в темноту прямо на песке тренировочной площадки. Стоя напротив невысокой полноватой Мэри. Его выгнуло, руки судорожно закрутили мельницу, взметнув пыль и песчинки. Мэри не испугалась. Ее обучали уже пару лет. Лишь чуть отступила в сторону, выжидая, когда гиперактивность мышц Гумберта спадет. Она спала, как раз когда Гумберт решил атаковать. Никто из братьев-наставников не вмешался. Гончие, замерев, ждали. Будущие командоры замерли точно так же. Время, само собой, также замерло. Лишь, отсчитывая секунды, медленно капал пот с двоих, стоявших на песке.

Капля стекла с бешено выкрученной шеи Гумберта и упала вниз. Капля прокатилась по гладкому предплечью Мэри и упала на носок ее сапога. Пальцы Гумберта с черной грязью под ногтями хрустнули, выгнувшись паучьими лапами и скребанув по песку. Мэри мягко отступила назад, перекатившись с носка на пятку, и снова застыла, чуть повернувшись к Гончей левым боком. Гумберт нырнул вперед, прижавшись всем корпусом к земле и шипя, пуская слюну из уголка рта. Зрачки его заполнили всю радужку, губы оттянулись назад, подрагивая и выставляя напоказ оскаленные зубы. Гумберт тихо ворчал, потихоньку, как гремучая змея, начав описывать круг вокруг Мэри. И прыгнул. Ровно тогда, когда это казалось нереальным, когда его руки и ноги выгибались в совершенно немыслимых для человека углах.

Мэри не сдвинулась с места, лишь закусила губу и прищурилась. А Гумберта, замершего в полете и тянувшегося, тянувшегося к ее горлу, встретил рой жадно гудящих огненных искр-пчел. Гумберт закричал, уже падая. Рыжие полыхающие пчелы охватили его со всех сторон, деловито гудя, принялись за дело. Гумберт вспыхнул мгновенно. Затрещал, как смоляной факел, не переставая кричать. Тушить его никто не стал. Поединок стал уроком. Для всех. Гончие поняли свое место. Послушники командории поняли свое предназначение.

Тем вечером каждую Гончую ждал столб и хлыст. Как предостережение. Как будто им не хватило воняющей сгоревшим мясом и волосами головешки, еще утром раздавшей им свою неожиданную порцию синеватого жидкого молока. Мойра не издала ни звука, и только потом, стоя под водой, вытекающей из ржавой лейки, позволила себе молча поплакать. Но тогда же она поняла, что почти совсем привыкла.

В середине второго года обучения начались Ловы. То, ради чего Гончие и требовались Церкви. Гончие были глазами и носами командоров, отыскивающих дьявольских детей в пустошах Бойни. Гончие, выжившие и после адского семени, и после операционных Церкви, чуяли своих за милю. А иногда и больше. Мойра ненавидела Лов.

После первых трех она не могла вспомнить, что же там было. На четвертом помнила боль, когда ее тело ломалось, превращая ее в самого настоящего пса, пусть и не покрытого шерстью. На пятом – запомнила даже мерзкое чувство от проникновения в нее, в ее разъем, провода, соединенного с маской командора. Дальше… дальше она помнила каждый Лов.

Десятый оказался экзаменом и выпал на конец четвертого года в казарме. Их осталось всего пятнадцать, а из ее группы выжили только трое. Мисс Улыбка, Люк и она, Мойра-Тощага. На ее десятый Лов наставник Джабраил, совершивший паломничество из Фриско к ним, сделал ей подарок. Но сперва Мойра ничего не поняла, не вспомнила, не встревожилась.

Ее отца обратили недавно. Новости к ним попадали редко. Но про бурю, накрывшую Сайент-Таун, Мойра знала. И когда она, идя по следу, вывернула из-за сложенных кучкой камней лабиринта, ее ждала тварь, не так давно бывшая ее отцом. Тварь, жалкая, пускающая сопли вперемежку с толстыми нитками слюны. Тварь, слабая и несчастная. Адское семя сыграло с ним злую шутку, превратив в ничтожество, ковыляющее на толстых культях, оставшихся после сросшихся рук и ног. У твари не было даже зубов, вместо них дьявол дал отцу жесткие волосяные щетки. И все же, Мойра увидела это сразу и поняла немедленно, отец узнал свою дочь.

Отец Джабраил свистнул, заставив Мойру повернуться к нему. Кивнул на скулящее существо, прижатое к скале.