Но сейчас река и море вендов не интересовали. Они всматривались в противоположенный пологий берег. На нем, недалеко от кромки легло древнее болото — Гнилая Топь.
— Прозор, что-нибудь видишь? — спросил Велислав.
— Нет, — ответил Прозор, внимательно вглядываясь в каждую кочку, в каждую редкую чахлую осинку. — На Гнилой Топи вроде спокойно. Да ты сам глянь — только болотные огоньки мерцают. Туман ночной стелется… Только вот к речному берегу след идет: деревца кой — где поломаны, кусты примяты. Будто огромный слизень полз.
— Огоньки я и сам вижу, — вздохнул Велислав. — Значит, нет ничего. Это хорошо. А вот ты помнишь, как только этот вой начался, на болоте что-то вздулось? Будто пузырь огромный. На манер квашни, только черной да большой.
— Нет, не помню, Велислав. Не видел — меня скрутило сразу. Думал только — как выжить-то в этом мороке.
Сейчас на древнем болоте все тихо и спокойно. Будто и не случилось: ни истошного воя, ни одуряющего, пришедшего вслед, морока; будто не катил с противоположенного берега водяной вал, забравший жизнь семерых воинов. Стояла тихая ночь. Высмотреть ничего не удалось. Сейчас — хвала богам! — спокойно. Но ведь еще вся ночь впереди, все может случиться.
— Спускаемся?
— Нет. Подождем, мало ли что… Не очень мне верится, что закончилось, Прозор. Тишина наступила зловещая. И еще — мне тут легче, свободно дышится. Погоди немного — отойти хочу. Я ведь — главный, должен твердо держаться. Семь человек… Неожиданно-то как — не в бою, непонятно от чего. Не знаю, что случилось, — не слышал о таком. Ты чувствовал, на берегу будто что-то злобное и гадкое на нас смотрело? Сразу же, как только в вверху прошуршало?
Прозор внутренне сжался, его передернуло от воспоминаний.
— Да, Велислав, чувствовал. Я как-то раз чуть в змеиную яму не провалился, сапогом в нее попал. Еле отпрыгнул! Хорошо, что осень стояла — холода подходили. Гады в яму на зиму собрались: уже вялые, сонные были. Там такой клубок! Но головы подняли, зашипели, свои буркалы змеиные на меня вытаращили. Много их там… — Прозора снова передернуло, великан не любил змей. — Так вот, у ямы с гадами мне, как давеча на берегу, плохо стало. Будто потустороннее в сердце лезет, душу холодит. Мертвящее, жуткое. Я от змеиной ямы тихонечко отходил, а потом повернулся, да как припустил! Бегу, и мне кажется — гады за мной ползут, нагоняют. Щас кинутся всем скопищем и повиснут! Обошлось, погрезилось. Да и осень была. Ох, и напугался я тогда, Велислав! Тебе одному рассказываю, не говори никому! Я потом долго в себя приходил. До сей поры мне кажется, что змеиные глаза мне в затылок смотрят, в душу лезут. Помню я их зрачки: узкие, мертвые… И откуда у змей такая сила? Я думаю, что там, в гадючьей яме, змеиный властелин на дне лежал, своими слугами укрывался. Вот он гадам силу и давал. И на отмели такое чуство, будто кто-то меня разглядывал, душу холодил и решал, куда удобней ужалить. Б-р-р! — передернул плечами Прозор. — Зачем ты это спрашиваешь, Велислав?
— И я, Прозор, такое почувствовал. Ты хорошо сказал: взгляд змеиный да мертвящий. Пойдем?
— Пошли. Заметил, что огоньков на Гнилой Топи много? В иные ночи не так ярятся, хотя чего уж — проклятая земля, топь. Самое место для нечисти. Угораздило же в наших лесах этому болоту завестись. И еще — кругом странная тишина. Все молчит. Ни звука не слышно… Только ветер в соснах шелестит. Тих ночной лес. Будто все зверье ушло, напуганное…
— Заметил, — мрачно бросил Велислав, — пошли уже.
Велислав глянул на звездное небо. Определил, что до рассвета еще далеко — только полночи прошло. Глубоко вздохнул и пошел к спуску. Вдруг Прозор с силой ухватил его за руку. Сжал так, что пальцы хрустнули.
— Стой, Велислав! Стой! Тихо! — прошипел Прозор. — Видишь?
— Что?!
— Смотри! На середине реки смотри! Да ниже, не там где устье!
— Где? Вижу! Великий Хорс! Да что же это?!
От увиденного Велислав окаменел. Ниже по течению, на середине Ледавы, освещенная ярким лунным светом, туманно колыхалась призрачная человеческая тень…
— Что это? — шепнул Велислав. — Стоит.