— Да хватит уже, княжич, — улыбнулся дружинник. — Буде тебе… Спасибо, мальчик, у нас и стрел-то столько не наберется, сколько ты нитей надергал… Оставь немного на разживу, а то носить скоро нечего будет. Давай их сюда — вязки делать будем.
— Да я как лучше хотел, Велислав, — весело ответил Добромил. — Зато смотри, какая теперь рубаха по низу стала: бахрома длинная, на нее оберегов навесить можно, не у всякой девки такая рубаха есть! Знаешь, Велислав, когда все закончится — ну, эта ночь — когда все пройдет, это будет моя любимая рубаха. Она как память дорогая! Я прямо сейчас ее надену.
— Конечно, Добромил, накинь, раз хочешь. Для воина нет лучше защиты, чем любимая одежда, она и дух укрепляет, и силу придает. А твоя рубаха красивая: вон по вороту какие обереги вышиты — лебеди Дажьбога. Уж солнечный бог всегда поможет, обережет и темные силы отведет… Погодите-ка серебро привязывать, — сказал Велислав видя что венды, разобрав нити, начали сноровисто приматывать серебряные пластинки под наконечники стрел. — Я сейчас…
Велислав поднялся и бесшумно скрылся в ведущем вниз проходе. Прозор переглянулся с Любомыслом и пожал плечами: «Что еще удумал наш предводитель?» Старик пожав плечами, чуть улыбнулся: «Мол не знаю, но худа не будет, это точно».
Вскоре в проходе возник Велислав. Дружинник был увешан набитыми стрелами тулами.
— Вот, внизу все собрал, — весело сказал он. — Сейчас посмотрим, какие в них стрелы. Велислав споро выудил все стрелы с черно-белым оперением: венды оснащают их бронебойными наконечниками.
— Думаю, серебра на всё хватит. Я вот о чем подумал, ведь нежить-то и чешуйчатая бывает, ее броню тупой охотничьей стрелой или срезнем не возьмешь. А тут наверняка, такие наконечники любую кожу, любую чешую пробьют и в тело вопьются. А нам больше ничего и не надо! Пусть серебро в нежити сидит! Любомысл, Прозор, как думаете: если серебро еще тоньше нарезать, да надвое распластать, чтоб больше стрел наделать, толк будет?
— Будет, будет, — обрадовался Прозор. — Режем…
Но Любомысл с сомнением покачал головой: — Вот уж чего не знаю, того не знаю, други. Хотя, может, твоя правда, Велислав: стоит попробовать. Нам же не бой держать. Главное, если нежить заявится, ее отогнать. Хотя, конечно, хотелось бы сразу к Чернобогу ее отправить, пусть своих слуг в пекле держит, и на этот свет не пускает… Ладно, чего тут думать: нарежем потоньше. Серебро есть серебро.
Венды принялись за дело: стали нарезать серебро еще тоньше. Толщиной делали с лучину, а потом ополовинивали надвое. Велислав, взяв готовую серебряную полоску, тщательно сделал на ней несколько глубоких щербин, затем ловко примотал серебро чуть ниже граненого бронебойного жала. С сомнением покачал головой, осмотрев сработанное: вес стрелы нарушен. Потом, снарядив лук, неторопливо прицелился. Сухо щелкнула тетива. Стрела вонзилась туда, куда и хотел Велислав: в приметный сучок на дубовой ставне, что прикрывала бойницу в дальнем углу.
— Тут, как она вдаль бьет, не проверишь, — прогудел Прозор. — И как такая стрела в полете себя поведет, неведомо: противовес-то нарушен. Вот, смотрите… — Прозор в свою очередь снарядил стрелу серебряной пластинкой и положил ее на палец. Да, гладкое прямослойное древко качнулось, и серебро оказалось внизу. — Ну да ладно, деваться некуда, ничего лучше не придумаешь, не наконечники же из серебра ковать, в самом-то деле! Нам же не муху в глаз бить. Делаем… Может, еще и не понадобятся.
В голосе Прозора звучало беспокойство. Одно дело выйти на хищного зверя — его привычки известны — а другое, это биться с неведомой нежитью.
Вскоре работу закончили: приматывать серебряные пластины не составило особого труда. Добромил сосчитал, сколько всего получилось бронебойных стрел: около двухсот штук. Почти на десять тулов.
— Итого, хватает всем, — заключил Велислав. — Даже с избытком. Это хорошо, может быть кто-нибудь из хворых очнется. И ему будет чем отбиваться. Серебро еще есть, давайте срезни снарядим, толстые стрелы для ближнего боя, и что останется, то к охотничьим прикрепим. Используем все, что есть. Неси сюда свой тул, Добромил. Тебе особые стрелы сделаем.
— Велислав, — обижено протянул княжич, — я уже могу большой лук натягивать, у меня даже бить из него получается… правда не очень хорошо
Велислав улыбнулся, слишком уж рано мальчуган хотел повзрослеть.
— А бить из лука всегда надо хорошо. Надо уверенность в себе иметь. Не то говоришь, не возражай, Добромил. Одно дело, когда ты несколько раз натянул большой лук, а совсем другое — без устали бить из него. Надо держать в руках то оружие, которым хорошо владеешь. Кусок железа или дерева в бою против опытного противника мало чем помогут. Обязательно должна быть уверенность, что твое оружие и твое тело тебя не подведут. Ошибка или промах на охоте или в бою недопустимы, княжич! Особенно в бою — это твоя жизнь! Оружие должно слиться с тобой, стать частью твоей души и тела. Всегда должно быть так: ты, и твое оружие — это одно целое. Запомни это на всю жизнь! Впрочем, проверь себя.
Велислав достал свой лук, снял с него тетиву и протянул Добромилу: — Вот, возьми и натяни снова. Только не просто натягивай: знаю, что сможешь. Ты представь, что тебя ранили в руку. Например, в правую. И сейчас ты ей не владеешь. Если получится — будешь из большого стрелять.
Как ни старался Добромил, у него ничего не получилось: натянуть тетиву на большой взрослый лук, да еще одной рукой требовало столько ловкости и сил, что запарившийся мальчишка вскоре вернул лук Велиславу. Впрочем, особого разочарования не было: Добромил понял, что с большим луком, предназначавшимся для взрослых, сильных воинов ему — как бы этого не хотелось! — не совладать. Пока не совладать… Княжич снял со стены свое налучье с луком — не таким длинным как взрослых, и тул с короткими стрелами.
— Вот, Велислав. На нем я тетиву и без рук легко натяну! И стреляю я неплохо. Меня Прозор учит на слух бить. А еще… Я бы хотел видеть в темноте как он… Прозор, — повернулся Добромил к богатырю, — а как ты можешь так хорошо в темноте видеть? Можешь меня научить?