Борко и Милован завистливо вздохнули. Сколько они не просили Прозора растолковать, сколько он не объяснял молодцам, как надо, ну ничего у парней не получалось! Темнота — это темнота. В ней на слух они хорошо били из лука, но положить стрелу точно — да еще в неподвижную но безмолвную цель — у молодых дружинников никак не получалось.
— Ох, не знаю княжич, как это у меня получается, — покачивая головой, серьезно сказал Прозор. Впрочем, на губах дружинника появилась счастливая улыбка: опять вспомнили о его необычайной способности одинаково видеть и ясным днем, и в кромешной тьме. — Ты, главное, ни на что не обращай внимания. Не надо ни на что отвлекаться. Представь, что у нас сейчас тут темнота: светильники погашены… а ты считай, что тут светло, будто день яркий. Вот вообрази, что ни светильников этих тусклых нет, ни ставней… Будто в бойницы щас солнце бьет, и ты паутинки в дальнем углу различаешь. Во-он там, — указал Прозор на темный угол, — там паук сеть сплел. — Я просто вижу в темноте, и все. Представь все это и со временем привыкнешь.
Добромил, Борко и Милован пытались это представить. Милован даже зажмурил глаза, но… как и всегда ничего не получилось. Да, дар Прозора — особый дар. Его заслужить надо, или родиться с ним.
— Кстати, Прозор, не мешало бы еще разок наверх выбраться, да на Гнилую Топь глянуть, — сказал Велислав. — Хорошо, что вы о тьме заговорили. Вот только дело докончим, и глянем. Или, может, не откладывать, прямо сейчас сходить?
— Можно я с вами? — спросил Добромил. — А вдруг, и я что-нибудь замечу? Бывает же такое.
— Конечно, бывает, — улыбнулся Прозор. — Пойдем, Добромил. Лук свой прихвати, оружие. Я тоже хочу проверить, как новые стрелы вдаль бьют. Вдруг кто подвернется? Душа успокоится.
Венды направились к выходу на крышу. Пока они поднимались, Борко и Милован доделали свою часть работы — из конской уздечки нарезали тонких ремешков и привязали на них серебряные куны, что нашлись у Велислава и в кошеле княжича.
— Вот, каждому по такому серебряному оберегу. — Милован поднял и повертел перед лицом Борко привязанную монету. Надевай серебро друг, и никогда не снимай. А лучше сразу два оберега носи — денег хватает. Рысь на плаще — рысью, это дело хорошее, а вот деньга на голом теле — это как-то надежнее. Если Любомыслу верить. Верно Борко?
— О чем говоришь, Милован? — Борко бережно заправил за ворот протянутый оберег. — Тут, после этаких страхов, вообще на себя все что угодно нацепишь! Видел бы ты этого албаста! Жаль, на мне тогда серебра не было, я б ему показал! Но кто же знал, что серебро так хорошо от нежити помогает? Эх… — досадливо махнул рукой Борко.
— Раз Любомысл говорит, значит помогает. Наш дед все на свете знает? Верно, Любомысл? Только вот ты Борко говоришь, что албаста видел… А ты его видел? Нет, не видел! Врать-то зачем?
— Я его наполовину видел, разговаривал и ощущал, как от него тиной несет. Ну оговорился немного, бывает… Будет о чем потом вспоминать. Дадно, давай-ка на хворых обереги навесим. Да-а, — обрадовано вспомнил Борко: — Наверно уже пора кабанчика из печи доставать? Любомысл, ты у нас кухарь, как думаешь, он уже созрел? Запаха-то нет, а мы есть хотим!
— Созрел, созрел, — пробурчал Любомысл. — Запаха и не будет, он в глине. Ох, Борко, ты иной раз ляпнешь не подумавши: вы ж его сами обмазывали, а я над душой стоял, смотрел, чтоб все с тщанием делали, чтоб ни одной щелочки не осталось. Это важно, тогда и в своем жиру запечется, и духом напитается. На костре так не получится, парни. Да, как обереги повесим, пусть кто-нибудь из вас вниз сбегает, да посмотрит, что там кроме хлебного вина и воды есть. Может квасок найдется, или пиво. Не водку же, на ночь глядя, пить!
— Сейчас-сейчас, Любомысл! Быстренько слетаю, я уже так есть хочу, будто неделю крошки во рту не держал. А чем тебе водка, на ночь глядя, не нравится? — расплылся в добродушно-луковой улыбке Борко. — Достойный напиток по-моему, и спишь ты от него хорошо, как младенец.
Любомысл искоса глянул на парня, так и есть — зубоскалит! Молодцам лишь бы посмеяться над стариком. Что Борко, что Милован только и рады что-нибудь, по их мнению, смешное ляпнуть. Ладно, потом он это припомнит,
— Отчего же, нравится мне водка, не выдумывай. Только не здесь, и не этой ночью, будь она неладна! Я не про водку, юноши. Каждому делу — свое время. До дому бы быстрей добраться, да хорошо бы целыми и здоровыми. Вот тогда я водки выпью… в меру. Спать буду, а вы меня караулить. Ладно, хватит лясы точить, не на посиделках. Давайте хворых обиходим, а уж потом о себе подумаем.
Любомысл взял необычные обереги и, сопровождаемый Борко и Милованом, пошел в угол к хворым дружинникам. Как и прежде, они лежали безмолвно, да и дыхания не слышно. Создавалось впечатление, что воины мертвы. Старик отогнал эту скорбную мысль, благо тела у дружинников не то что теплые, а горячие. Плохо это, или хорошо, Любомысл не знал. Как и прежде, старик, захватив с собой кружку и кувшинчик водки пользовал недужных. Борко поднимал им головы, Милован разжимал зубы, а старик вливал в меж обметанных губ немного крепкого пойла. Затем он вешал оберег, стараясь, чтобы серебро ложилось ближе к сердцу. Когда все сделали как надо, Любомысл довольно крякнул:
— Ну вот, от этого точно худа не будет. Что водка первое средство от хворостей, что серебро от нежити. Авось, отойдут наши друзья. А не поправятся, так мы завтра при солнышке в ближайшую деревню заглянем, да по лесам весть пошлем… Пусть знающего волхва разыщут, а пока он идет, мы деревенского знахаря пригласим, пусть как знает лечит. Нам главное — сберечь их, хотя бы в эту ночку. Поняли теперь отроки, что значит серебряный оберег? А? Какую он силу имеет!
— Конечно поняли! — хохотнул Борко. — Только не серчай, мы пока особого толку не видим, извини… — Тут молодец стал серьезным: — Товарищи наши как лежали колодами, так и лежат. Будто ничего мы им не сделали. Не знаю, Любомысл, поможет ли твое средство.
Милован, видя, что от слов Борко старик начал серчать, примирительно улыбнувшись сказал: — Да ладно тебе, не обижайся на него. Борко молодой еще, сам не знает что городит, а мы тебе верим; знаем, что помогут твои мудрые чары.
— А ну вас, — ухмыльнулся Любомысл, — всё сразу хотите… Давайте-ка, молодцы, сгоняйте вниз за пищей, да пошустрей Я и сам есть хочу незнамо как, Думаю, одного порося нам на всех мало будет, тащите все съестное, на что глаз ляжет.
ebooksa