Курган. Часть 1, 2

Истории о нежити

Любомысл за долгую жизнь привык к морским просторам, и поэтому в лесу, особенно в ночном, всегда ощущал неуверенность и тревогу.

— Скоро доберемся? Прозор, ты дорогу хорошо знаешь? А то Добромил, вон — уже спит в седле. И Борко какой-то квелый.

— Да не сплю я, дядька! — досадливо отозвался отрок. — Я просто задумался. Разве после пережитого уснешь?

— А у меня рука ноет, будь она неладна. Станешь тут квелым!

— Не тревожься, — улыбнулся Прозор. — Лес кругом знакомый: по молодости часто в этих местах бродил. И на озере, о котором Велислав говорил, побывал как-то раз. Давненько, правда, — уточнил дружинник. — В те годы я постарше Добромила, но помладше наших молодцев был. Озеро как озеро. Большое, сосны кругом растут, невдалеке водопад шумит. Только никакой избушки у него не видел, и никакого волхва там не встретил. Не волнуйся, я где хоть раз побывал, так в жизни дорогу в то место не забуду. На смертном ложе вспомню, если будет оно у меня — ложе-то. Наперед знаю, что в ином месте голову сложу, а не дома на полатях. Кстати, я в этом озере русалку видел. Не верите? А вот видел. Не как вас конечно — не так близко. До сих пор думаю, не примстилось ли мне? — покачивая головой, усмехнулся Прозор. — Я у этого озера привал сделал. Лето, солнышко светит… Благодать! Вдруг слышу, плеснуло что-то в камышах, легонечко так — будто рыба хвостом шлепнула. Я подумал, мерещится мне! Глядь — а из камышей на меня девчонка смотрит! Красивая, волосы длинные, волнистые. На шее ожерелье из самоцветов сверкает. Увидела она, что я на нее смотрю и рот разеваю, засмеялась… так, тихонечко. И в воду нырнула. А как под воду уходила, я краешек рыбьего хвоста средь брызг заметил. Жаль, быстро все случилось, я ни сообразить толком ничего не смог, ни окликнуть не успел.

— А если бы окликнул, то что? — полюбопытствовал Милован и отчего-то тяжело вздохнул: — Говорят, они многим встречались.

— Ну не знаю, что бы сделал. Может, познакомились бы — а может, и подружились! — засмеялся Прозор. — Наверное, было бы о чем поговорить. Я — рассказал бы как тут, на земле живется, она — какое в воде житье-бытье, какие в ней диковины есть. Ведь интересно же. Я бы с ней сдружился, да вот не довелось. А больше так близко я русалок не встречал, но с берега иногда их видел. Особенно, когда на круче в солнечный день стоишь, то хорошо видно, как она под водой плывет. Быстро так — просто загляденье!

— И я один раз русалок видел! — откликнулся Борко. — Несколько лет назад бродил по лесу, охотился. Да вот не везло — разбегалась добыча. Притомился я и под вечер вышел к дальнему лесному озеру. Думал, на бережку ночь скоротаю, а утром — восвояси. Да не тут-то было! Слышу, русалки в нем плещутся, смеются. А голоса звонкие! Игру, что ли, какую затеяли? Я испугался — и бежать! Ведь про них разное люди говорят. Могут и защекотать до смерти!

Прозор только плюнул в сердцах: «Прости, Батюшка Лес, что плююсь в тебе! Да не со зла это сделал, а от неразумения да глупости людской…» Вслух же чуть ли не прорычал:

— Какие такие люди говорят? Ты бы спросил этих людей — сами-то они хоть раз живую русалку видели?! Говорить можно все что угодно. Не знаю, кто это выдумывает, не знаю! Я, например, про русалок худого ни разу не слышал. А то, что плетут о нечисти всякую ерунду, так это от глупости и страха. Просто у людей свой мир, а у них — свой. И лезть друг к другу ни к чему. Верно, Любомысл?

Старик, выслушав пылкую речь Прозора, печально улыбнулся. Как-то так получилось, что за время долгих странствий Любомысл ни разу не сталкивался с живыми русалками. Хотя в морях их должно быть предостаточно. Он видел их всего один раз, в детстве. После нашествия морских чудищ — саратанов. Тогда русалок несла в море река, они были мертвы.

— Так-то оно так, Прозор. Вот ты только что сказал — мол, нечисти и людям лезть друг к другу ни к чему. Может, оно это и верно… Может, — хмыкнул старик. — Да только вот кто хотел с русалкой на озере познакомиться и об ее житье-бытье расспросить, а?! — рассмеялся Любомысл. — Сам себе противоречишь, друг Прозор. Ты ведь с ней первым заговорить хотел, а она, чтобы худа не вышло, от тебя сбежала. Ей это действительно ни к чему — с каким-то человеком, да еще с мальчишкой знаться! Я думаю так: люди называют русалок, леших, водяных, болотников — в общем всех, кто на кромке — меж людским миром и миром богов живет — нечистью. А ведь люди не правы, ой как не правы! Я считаю, что на самом деле это — младшие боги. Вот так! И ни к чему божествам с людьми знаться — до добра это не доведет. Так что в этом ты прав, Прозор: у богов свой мир. Захотят — покажутся людям. Как вот, например, тебе русалка показалась. Захотят — скрытными останутся, это их воля. Вот Перун — бог грома и молний — часто людям показывается? Нет! Мы только его огненные стрелы видим. А Сварог, Даждьбог, Хорс, Ярило? Это ведь солнечные божества. Только мы видим лишь то, что они творят: свет, солнце, тепло. Но не их самих! Может, они кому-то и показываются, но я этих людей не знаю.

— Хорошо… — удивленно протянул Милован. — Значит, по-твоему, Любомысл, леший — тоже бог?

— А как же, парень? Конечно! Род, когда создавал богов и все сущее, кому поручил леса сберегать? Не знаешь, не догадываешься? А ты поразмысли. То-то же! — рассмеялся старик. — Род создал леших для охраны леса от людей и прочего непотребства. Леший — лес бережет, водяные — воду, реки, озера, источники. Чтобы не засоряли их люди, и беды водяным жителям не чинили. Полудницы, к примеру, — поля охраняют, болотники — болота. В общем, к каждой частице земли свой хозяин приставлен. Вот так… Ну, а о лешем скажу так — он хоть и младший бог, но власть ему дана немалая. Без него лес станет, как неухоженный колодец у нерадивого хозяина — плесенью зарастет, всякая гадость в нем заведется и вода испортится. Выпьешь — отравишься! Знаете, мне кажется, что с той нежитью, что из Гнилой Топи выползла, станут не только волхвы и ведуны биться. Младшие, а может и старшие боги в борьбу вступят! Такое у меня предчувствие. А я редко ошибаюсь — жизнь длинную прожил. То зло, что в болоте сидело и на свободу вырвалось — не нашего мира, и не наши темные боги его сотворили.

Убедительные слова Любомысла подтверждали мысли Прозора: похожие догадки уже приходили ему в голову. Ну что же, он тоже будет бороться с тем, что вылезло из древнего болота. Он-то знает, что там иной мир, там мертвяки ходят, что до полусмерти напугали его в детстве. Пусть боги бьются по-своему, а он сразится по-своему. Правда пока, не знает как. Ну да это дело наживное — главное начать. Упыря они уже почти изничтожили.

Губы Любомысла тронула загадочная улыбка, и старик с торжеством сказал:

— А я ведь не только про всякие заморские чудеса знаю — где какая нежить водится. Я ведь еще и нашего лешего видел! А вот живую русалку не довелось, — вздохнул старик.

— Ну, это ты выдумываешь, — усомнился Прозор. — Я в лесу родился и всю жизнь в нем провел. Тоже много чего повидал, только леший мне ни разу не попался. А вот о нем, Борко, я всякое знаю: и худое, и доброе. Его крики люди частенько слышат. Да и вы наверняка — хоть раз, да слыхали его вопль. Но вживую владыку леса увидеть? — дружинник с сомнением пожав плечами, протянул:

— Вживую — не знаю. Леший — он мастер прятаться. Ну как ты разберешь: лесная коряга, мимо которой ты только что прошел, на самом деле может оказаться тем же лешим? Или филин, что из дупла на тебя глаза выпучил — настоящая он птица, или леший в него перекинулся? И где ты его видел, Любомысл? Ты ж по лесам особо-то и не бродишь?